но отсюда я вижу, как что-то торчит над утесами. Что-то с плавными изгибами из черного металла, которые совершенно неуместны в этом неровном, заснеженном пейзаже.

Это корабль Старейшин. И, похоже, он полностью лежит на боку. О, черт.

— Это… Что это значит?

— Подожди, — говорит мне Хассен. У меня едва есть шанс сделать именно это, прежде чем он бросается вперед, его шаги ускоряются, когда он пробегает оставшуюся дистанцию, направляясь к кораблю. Волнуясь, я цепляюсь за кожаные ремни, чтобы закрепиться. Если корабль лежит на боку, то там никто не может жить. Черт возьми, я даже не знаю, может ли кто-нибудь вообще больше пользоваться компьютерами. Все это меня беспокоит.

Это также немного обескураживает, потому что это означает, что это всего лишь еще одно место, исключенное из списка потенциальных мест для проживания в жестокий сезон. Сейчас, более чем когда-либо, наше открытие маленькой каменной деревни, спрятанной в каньоне, кажется важным. Я знаю, у Хассена есть свои опасения, но я думаю, что там мы будем в безопасности. Определенно безопаснее, чем на открытом месте.

Мы оба молчим, направляясь в долину, приближаясь к кораблю Старейшин. Даже с такого расстояния я могу разглядеть множество маленьких, покрытых шкурами палаток, сгрудившихся вокруг центрального костра. От него поднимается дым, и я вижу движущихся людей. Это означает, что ша-кхай все еще здесь. Хорошо. Один узел беспокойства в моем животе разжимается.

Несколько человек подходят к нашим саням, и я вижу Фарли со своим питомцем, который больше не хромает. Вот Джорджи, держащая на руках своего ребенка, когда она приближается, и Бек.

— Хо, — кричит Хассен. — Мы привезли припасы, — его голос осторожен и ровен, и я знаю, что он, должно быть, переживает. Его взгляд фокусируется на Джорджи, когда он опускает ручки для саней. — Где мой вождь?

— Он ушел с Роканом и Лейлой, — говорит Джорджи, перекладывая дочь с одного бедра на другое. — У них большая группа во фруктовой пещере, они собирают все, что могут, до того, как начнется шторм. — Она поднимает взгляд на небо и морщится. — Похоже, это будет неприятно.

— Наступил жестокий сезон, — серьезно говорит Хассен. Он подходит к саням и протягивает ко мне руки, и я позволяю ему помочь мне спуститься. — У всех все хорошо?

— Достаточно хорошо, — говорит Джорджи. Она смотрит на Фарли и Бека. — Ребята, вы можете взять санки? Севва и Кемли коптят мясо у костра, можно попросить их пар помочь распаковать вещи. — Она бросает взгляд на меня, покачивая Тали. — Это были долгие несколько недель.

— Держу пари, — говорю я, протягивая руки, чтобы забрать у нее ребенка. Тали становится большой, а Джорджи выглядит измученной. — Значит, моей сестры здесь нет? Фруктовая пещера все еще существует?

— Она вернется сегодня вечером, — говорит Джорджи, передавая свой комплект. — Мы не были уверены, когда вы, ребята, вернетесь, хотя она будет рада вас видеть. И да, фруктовая пещера все еще в основном нетронута, что хорошо. У меня было почти искушение отправить всех туда, а не оставлять здесь, на снегу, но места там недостаточно.

— Пещера старейшин, — спрашивает Хассен, переводя взгляд на корабль. — Она…

— На боку. Да. — Джорджи трет лоб. — Рух и Харлоу говорят, что им удалось выбраться как раз вовремя, но мы никак не сможем остаться там на зиму. Нам придется найти альтернативу. — Она смотрит на сани, и напряжение немного спадает с ее лица. — Эти припасы очень помогут. Я рада, что вы, ребята, вернулись.

Она звучит… побежденной. Это нехорошо.

— Южные пещеры? — спрашивает моя пара, выражение его лица становится все более мрачным. — Они пригодны для жизни?

— Обрушились. — Она качает головой. — Мы что-нибудь придумаем. Все будет хорошо. — Улыбка, которую она излучает в нашу сторону, натянутая и усталая, и я предполагаю, что это ответ, который ей приходилось давать снова и снова в последнее время. Бедная Джорджи.

Я крепко сжимаю Тали, и малышка просто моргает на меня большими сияющими глазами. Ладно, в прошлом я не особо любила детей, но теперь, когда я вынашиваю своего ребенка (по крайней мере, на данный момент я в этом почти уверена, если верить закону кхая), она внезапно стала очаровательной.

— По крайней мере, со всеми все в порядке? Все здоровы?

— Да, нормально, — говорит Джорджи, скрещивая руки на груди и оглядываясь на маленький, разбросанный лагерь. — Мэйлак измотала себя, пытаясь исцелить всех, поэтому мы заставляем ее на некоторое время успокоиться. — Она бросает на нас быстрый взгляд. — Если у вас есть какие-нибудь травмы, вам, возможно, придется подождать…

— Мы в порядке, — быстро говорю я. — Не беспокойся о нас. — Я придвигаюсь немного ближе к Хассену, желая, чтобы он обнял меня. Я знаю, что он не посмеет, потому что он вернулся к статусу изгнанника, а я под запретом, но мы собираемся это исправить. Как-то.

— Пашов? — спрашивает Хассен с приглушенной ноткой в голосе. — Как он…

— Средне, — тихо говорит Джорджи. — Он жив и выздоравливает, но… его память пропала. Он никого не помнит. Ни Стейси, ни своего сына, ничего. Но его тело? Его тело достаточно здоровое.

Хассен втягивает воздух.

— Никаких воспоминаний о его паре…?

— Дай ему время, — говорю я, пока Хассен еще больше не забеспокоился о своем друге. — С ним все будет в порядке. Я полагаю, что даже целитель не может полностью вылечить черепно-мозговую травму. У него есть кхай, и у него есть люди, которые за ним присматривают. С ним все будет в порядке. Это все просто требует времени.

Джорджи кивает.

— Я надеюсь, что ты права.

— Могу я увидеть его? — спрашивает Хассен.

Джорджи поворачивается и указывает на пару палаток возле костра.

— Он там, в палатке слева. Иди поздоровайся, но не заходи в другую. Стейси легла вздремнуть. Это… тяжело для нее. — Джорджи бросает на меня обеспокоенный взгляд.

Боже, держу пари. Ее пара почти умирает, а потом он не помнит ее? Не помнит их сына? И все это прочее дерьмо, что происходит? Она, должно быть, проходит через ад.

Хассен делает шаг вперед, а затем колеблется, оглядываясь на меня. В его глазах столько боли и беспокойства, что я просто хочу забрать у него