* * *

Весна пришла и протрубила внизу, в Боулдере, своего рода срочную побудку. Взорвались цветами нарциссы и крокусы, в то время как на горе вовсю цвели фиалки. По ночам я слышала мышь, хотя по громкости звука казалось, что это кто-то намного больший шуршит газетами в щели под моей кроватью. Строит гнездо? Однажды утром я обнаружила в своих уггах соленые крекеры, в другой раз заметила, что персикового цвета боа из перьев, которое Джудит подарила мне на день рождения пару лет назад, на одном конце изгрызено до состояния крысиного хвоста.

– Это ж какого ты размера?! – вслух удивилась я. И пошла доставать ловушки.

Вернулись медведи и стали бродить по краям моего участка так, как не делали годами; наверное, чуяли, что собаки больше нет. Одной пронизывающе холодной дождливой ночью меня разбудил мишка, учтиво откручивавший дно кормушки для колибри от ее стеклянного верха. Я поленилась и оставила ее на улице после лившего весь день дождя. Ну уж сегодня медведей не будет, думала я, но рассудила неверно.

– Эй! – завопила я из окна, подхватываясь и выбегая на слякотный двор, чтобы отпугнуть медведя и снять кормушку.

Признаюсь, я начала вести счет месяцам с Грегом, отсчитывая их, точно указатели на дороге к определенному месту назначения. Сколько мы еще продержимся? Каждая размолвка, каждое непонимание становилось поводом оценить долгосрочную перспективу наших отношений. Я не доверяла счастью. Компромиссы давались мне с трудом. Каждую ссору я откладывала в папку «о чем стоит побеспокоиться» или «причины, по которым у нас ничего не получится».

Тем не менее лето пришло. Грег посадил толерантный к тени розовый куст там, где я пыталась заставить вырасти лаванду и кореопсис, и помог мне выкорчевать осиновые корни, чтобы освободить место под такие колорадские эндемики, как пенстемон и гайлардия. Мы проводили время с моими новыми сезонными соседями из Небраски, Сэнди и Рэнди, на террасе их дома с видом на Хай-лейк и вместе ездили в «Мерк» на бранч.

Годом раньше Джоуи отошел от дел, и «Мерк» купила Рэйнбоу. Она напитала ресторан своей собственной творческой чудаковатой чуткостью, перенесла стойку дальше назад, избавилась от витрины для пирожных, надобность в которой отпала давным-давно, и отремонтировала трухлявый пол в кухне. Она поставила на подоконники фруктовые деревца, изменила меню, включив в него авокадо и большие салаты, и научила поваров резать картофель для жарки вручную. Теперь в воскресном меню было три вида яиц по-бенедиктински и бургеры с настоящим сирлойном.

В июле она попросила меня принять участие в «Двухдолларовом радио», «радиопередаче в старомодном стиле», которую собирался записывать и продюсировать «Мерк». Эту программу вел один бывший джеймстаунский музыкант, и она была чем-то средним между местной радиостанцией eTown и «Спутником прерий».

Было холодное, с моросящим дождем летнее воскресенье, «Мерк» был заставлен рядами стульев, повернутых к окну, которое запотело и всё сияло от мигающих белых огоньков, добавленных к разноцветной рождественской гирлянде, повешенной еще Джоуи. Грег сидел рядом со мной в рубашке с перламутровыми пуговицами в стиле «вестерн» и ковбойской шляпе. Мы смеялись вместе со всеми остальными, когда Снейк оглашал «Джеймстаунские новости» в хаотичном импровизированном монологе; он объявил, помимо прочего, что «какой-то миллионер купил гору и собирается сделать нас всех богачами», имея в виду покупку Берлингтонской шахты на краю города для разведки золотой жилы. Кристен, маленькая темноволосая красотка, читала прогноз погоды: «Лето наступит первого июля и отступит двадцать пятого». Джоуи выпендривался перед микрофоном, сыграв на своем казу битловскую «Когда мне будет шестьдесят четыре». Рэйнбоу прочла пару любимых стихотворений, а я представила рейтинг «холостяк месяца» – попытка «Двухдолларового радио» «решить повсеместную проблему холостяков в горах». Под конец была премия «Крошка Грош», призванная «признать акт крохотного достижения». Ее присуждала Сара, она объявила своим тонюсеньким голосочком, что Адам-спасатель бегом помчался к себе домой за инструментом, что понадобился в «Мерке», – «малое доброе деяние, которое в противном случае могло бы остаться незамеченным».

Весь городок собрался, чтобы прославить свою эксцентричность и посмеяться над собой, но в отличие от театральных постановок, музыкальных мероприятий или даже бедлама Четвертого июля, которые тяготели к излишествам во всех возможных вариантах, в этом дне была некая приятность. Все искренне наслаждались друг другом. После программы, когда мы с Грегом стояли и разговаривали с другими слушателями, фонтанируя сентиментальным восторгом по поводу главных, на наш взгляд, достоинств Джеймстауна, я вспомнила ту стрелку, про которую говорил Грег, определявшую местонахождение на карте: Вы здесь.

Да, подумала я.

* * *

В августе мы лежали поверх моего спального мешка посреди дороги за моей хижиной – на единственном клочке открытой земли, – наблюдая Персеиды. Грег нервничал, опасаясь случайной машины, которая может неожиданно наехать на нас, хоть я и уверила его, что это маловероятно – особенно в два часа ночи:

– Здесь только местные и ездят.

Земля еще хранила дневное тепло, и две большие рогатые совы перекликались через луг. Я была сонная, и через некоторое время, привалившись к груди Грега, натянула на себя край мешка. Утром он должен был вернуться в Денвер. Пока нас обоих, казалось, устраивали эти поездки туда-сюда. Скучать друг по другу было частью наших «стимулов и реакций».

Запах грязи был повсюду. Я могла протянуть руку и зарыться в нее пальцами. Я погружалась в новую жизнь – жизнь, все еще полную неопределенности. Мы делились местом так же, как делились поцелуями: гора, времена года, звезды – все они были нашими. Грег не был ни тем кусочком головоломки, который делал меня целой, ни моей наградой за все годы, что я провела одна. Но здесь я, по крайней мере, видела историю любви – историю о том, как я узнала, что означает быть в отношениях: с местом, с людьми, с собой. Мне больше не нужно было уходить от. Вместо этого я шла к. Я любила гору и любила его: нам суждено было любить друг друга так долго и так крепко, как мы сумеем.

Мы с Грегом праздновали годовщину нашей встречи в тот день, когда лиса, которую я видела весной, нерешительно прокралась на террасу, ведомая запахом жареной баранины. Мы пили друг за друга, кидали мясные косточки во двор для нашей гостьи и смотрели, как одна за другой проявляются звезды.

Она впервые показалась в день другой годовщины – смерти Элвиса, – когда я выставила во двор куриное мясо в память о своем псе. С тех пор я не раз видела лисий помет на скалах неподалеку от лестницы – визитную карточку.