а возможно и более Вителлия был достоин стать императором, так как под его началом было достаточно большое войско, умеющее сражаться не хуже, чем легионы Вителлия. К тому же у Веспасиана было два сына — Тит и Домициан, а значит он вполне мог создать новую династию (впрочем, и у Вителлия был сын Германик, так что этот довод вряд ли можно было назвать убедительным). Но Тит к этому времени уже успел зарекомендовать себя как отважный воин и одаренный командир, и потому в ответ на замечание о том, что Веспасиан уже находится в преклонном возрасте и вряд ли сможет долго просидеть на троне, в качестве альтернативы ему называлось имя Тита.

Кроме того, у легионеров не было сомнений, что, если Веспасиан станет императором, он сумеет щедро отблагодарить их за возведение на вершину власти. И хотя сам Веспасиан привел свою армию к присяге Вителлию, и солдаты, и офицеры не считали последнего достойным императорского трона. Больше того: по рукам солдат стоявшей в Иудее армии ходило письмо, якобы отправленное Отоном перед самоубийством Веспасиану, в котором он называл последнего единственным, кто может спасти Рим, и призывал явиться туда и отомстить за свою смерть. Письмо, вероятнее всего, было поддельным (Фейхтвангер выдвинул версию, что автором этой фальшивки был Тит, что и в самом деле весьма вероятно, поскольку есть немало свидетельств, что Тит развлекался подделкой почерков), но оно, безусловно, сделало свое дело.

Но самое главное заключалось в том, что точно так же думал и Веспасиан. Будучи, благодаря регулярным письмам Агриппы и своего брата Сабина, хорошо осведомленным о происходящем в Риме, он был уверен, что, если судьба возведет его на трон, как это предсказали Иосиф и р. Иоханан бен Заккай, он не только сможет восстановить порядок и власть закона, но и вернет империи ее былые мощь и процветание.

В связи с этим, вероятно уже в мае 69 года, Веспасиан стал просчитывать свои шансы на успех в государственном перевороте, совершенном отсюда, с территории Ближнего Востока. Однако он был слишком умен и осторожен, чтобы идти напролом. Для начала Веспасиан решил заручиться поддержкой как можно большего числа союзников, способных предоставить в его распоряжение необходимую военную силу. С этой целью он, согласно Тациту, встретился на горе Кармель с наместником Сирии Гаем Луцием Муцианом. Последний, будучи гомосексуалистом, не имел наследников, и потому идея стать основателем династии его не прельщала. Но вот роль второго человека в империи ему нравилась, и он заверил Веспасиана в своей поддержке, если тот решится провозгласить себя императором. Больше того — Тацит уверен, что именно Муциан и внушил Веспасиану эту идею.

Вслед за этим Тит, вероятнее всего вместе с Иосифом, отправился на переговоры с наместником Египта Тиберием Александром. Будучи правителем главной хлебной житницы Рима, Тиберий, по мнению некоторых историков, и сам тайно примерял на себя корону, но при этом прекрасно понимал, что Рим еще не готов к тому, чтобы на его трон взошел еврей — пусть даже и порвавший со своим народом и обратившийся в язычество. И потому, выслушав доводы Тита, Иосифа, а также специально прибывших в Александрию Агриппы и Вереники, Тиберий Александр также дал согласие поддержать претензии Веспасиана на трон.

Таким образом, Веспасиан мог рассчитывать на поддержку сразу девяти легионов: трех своих, четырех Муциана и двух Тиберия Александра. Ни Гальба, ни Отон, ни Вителлий не располагали такой силой. А если учесть, что значительная власть в самом Риме сосредотачивалась в руках брата Веспасиана Сабина, также засвидетельствовавшего письмом свою поддержку, то его шансы на успех были огромны.

Жребий в разработанном Веспасианом (или все же Муцианом?) плане переворота был брошен 1 июля 69 года, когда Тиберий Александр провозгласил Веспасиана императором и привел к присяге ему свои легионы.

Спустя два дня их примеру последовала стоявшая в Кейсарии армия. Флавий, переставляя хронологию этих событий, настаивает на том, что первыми Веспасиана провозгласили императором именно его собственные солдаты, а сам Веспасиан пробовал отказаться от предложенной ему чести, но в итоге был вынужден просто подчиниться навязанной ему едва ли не силой роли.

«…Подобные разговоры (о том, что Веспасиан более других достоин короны. — П. Л.) вели солдаты на своих сходках. Вскоре они собрались всей массой и, ободряя другу друга, провозгласили Веспасиана императором и призвали его на спасение обуреваемого отечества. Он сам давно уже был озабочен положением государства, не думая все-таки о собственном восшествии на престол. По своим заслугам он считал себя, конечно, достойным престола, но предпочитал спокойствие частной жизни опасностям такого блестящего положения. Но чем больше он отказывался, тем настойчивее сделались военачальники; солдаты окружили его с обнаженными мечами и угрожали ему смертью, если он не захочет с честью жить. После того, как он представил им все основания, по которым отклоняет от себя власть, но видя, что не может их разубедить, в конце концов уступил своим избирателям» (ИВ, 4:10:4).

Разумеется, эта картина не совсем соответствует действительности. Да, конечно, разговоры о том, что Веспасиан лучше, чем кто-либо другой, может справиться с бременем власти, в армии и в самом деле велись, но, вероятнее всего, они были инспирированы и подогревались по прямому указанию Веспасиана. И его попытки отказаться от предложенной чести, вне сомнения, были не более чем игрой.

15 июля 69 года Веспасиану присягнули сирийские легионы, а затем Агриппа и все вассальные цари Рима, владения которых располагались от Средиземного до Черного морей.

И все же, как бы ни были велики шансы Веспасиана, он отнюдь не мог считаться на тот момент законным императором. Как ни мала была вероятность его поражения, она все равно оставалась, и в этом случае судьба не только Веспасиана, но и всей его семьи была бы предрешена.

Но колесо уже закрутилось, и во многих городах Востока начались празднества и торжественные жертвоприношения в честь нового императора. В тогдашнюю столицу Сирии Берит (Бейрут) стекались посольства из разных стран, с тем чтобы принести новому императору дары и заверить его в своей верности. Здесь, видимо, и состоялось совещание отца и сына Флавиев с Муцианом о том, как им действовать дальше.

Здесь же, в Берите, произошло чрезвычайно важное событие в жизни Иосифа: Веспасиан, которого уже никто иначе, как цезарем, не величал, решил, что пророчество Иосифа можно считать исполненным и пришло время вернуть ему свободу.

Сам Иосиф Флавий рассказывает об этом событии не без пафоса, отдавая должное и Титу, который вспомнил об обычае, согласно которому в случае, когда пленник объявляется не просто вольноотпущенником, а человеком, который считается никогда не бывшим в унизительном положении раба, кандалы с него не снимаются, а перерубаются топором:

«Так