— Не знала, что ты склонен к поэзии, — удивленно хмыкнула Хсю-Ва. — Возможно, ты не такой дикарь, каким кажешься.

— К иблису твою поэзию! — Отмахнулся Урах, так что вино из чаши в руке плеснулось через край. — Ваши мужчины уделяют больше времени своим кисточкам, чем мечам, поэтому я и правлю теперь их землями. Вот моя поэзия! — Он похлопал по ножнам сдвинутой на живот богато украшенной сабли. — Когда поет клинок, он задевает людей больше, чем самые острые слова. Но мы в детстве учили сказания о Темучээне, да… Их много у нас…. Мы мечтали стать таким, как он. И я стал. А ты не сбивай меня, женщина.

— Прости, высочайший, — сказала Хсю-Ва, и это звучало бы почти смиренно, если бы не выражение лукавых глаз, — внимаю с трепетом.

— Побратимы воевали, и Джамуха проиграл. С небольшой кучкой ближних людей он бежал, скрываясь, как загнанный зверь. У Джамухи было прозвище «Мудрый». Да только заслужил ли он его? Ведь ближайшие, с которыми Джамуха бежал, возжелали заслужить милость победителя. Они схватили своего вождя и привезли его связанным прямо к Темучээну. Может ли быть большее унижение?!

Смерть Джамухи была мучительной? — Осведомилась Хсю-Ва.

— Его удавили как благородного, быстро и без пролития крови.

— А его ближайшие? Как Темучээн наградил их?

— Их смерть была мучительной и позорной.

— Зачем же Темучээн убил их? — удивилась Хсю-Ва. — Ведь они оказали ему большую услугу.

— Темучээн считал, что предательство должно быть наказано, пусть даже оно принесло ему пользу.

— Дикари как есть, — пожала плечами Хсю-Ва. — Я бы наоборот, Джамуху подвергла самой мучительной казни, дабы мои враги знали, что их ждет, посмей они выступить против меня. А его ближайших наградила со всей щедростью, дабы все знали, что моя милость осыплет тех, кто поможет низвергнуть моих врагов. А твой Темучээн? Уверена, никто после этого больше не выдавал его врагов. Найди таких дураков.

— Ему это и не требовалось. Своих врагов он низвергал мощью своих стальных тумэнов. Он был великий человек, хоть и не знал истинного Аллаха, и дал слишком много вольностей народу своей ясой.

— Что ж, пусть так. — Изобразила гримаску Хсю-Ва. Что может понимать в таких делах глупая женщина… — Но какое отношение это все имеет к твоему брату?

— Я хочу, чтобы моего брата Амара выдали мне его спутники, как некогда Джамуху Темучээну. Хочу, чтоб он почувствовал до конца свою ничтожность! Чтоб знал: не сила обстоятельств возвысила меня и склонила его, а это сделали мой ум и его глупость. Чего стоит человек, который не умеет выбрать людей? Чего стоит человек, которого его нухуры отдадут в минуту опасности?

«Сила обстоятельств? Твои качества? — подумал Хсю-Ва. — Не своему брату, в скором мертвецу, ты стремишься что-то доказать. Нет, не ему. Неужели тебе малым доказательство, что ты взошел на трон? Неужто где-то внутри ты считаешь себя?..»

Но вот это она вслух сказать не посмела и даже не закончила мысль, а нарушила паузу, заговорив о другом.

— Но с ним там не его нухуры, — сказала Хсю-Ва. — С ним всего лишь румеи, которых послал румейский хаган.

— Эти румеи, как написал Хунбиш, его друзья, с которыми он несколько лет делил жизнь. Вот и посмотрим, как он умеет выбирать себе друзей.

— Один друг у него все же был, — напомнила Хсю-Ва. — Тот, чью голову ты держал в руках.

— Один друг может быть у кого угодно. Даже у червяка есть собственный хвост. Амар с этим щенком с детства таскались вместе. Но великий человек создает себе верных людей из всех, кто его окружает. Вот и узнаем, насколько моему брату это удалось в чужой стране. Я посмотрю на него, если его друзья притащат его ко мне.

Хсю-Ва неожиданно захихикала. Несмотря на визгливые нотки, даже с запрокинутой головой и перекошенным ртом она не теряла хищной привлекательности.

— Что смеешься? — спросил Урах подозрительно.

— Если хочешь, чтоб его люди сами привели его к тебе, надейся, что чужеземцы не слышали про твоих Джамуху и Темучээна. А впрочем, ты же пообещал, если они выдадут Амара, отпустить их. Хаган сдержит слово?

— Конечно, — улыбнулся Урах. — Я обещал отпустить их на все четыре стороны. Но я не обещал, что их языки, глаза и кисти рук останутся при них. Отрежу лишнее, и пусть выбираются, если смогут.

— Фу, как жестоко, — сморщила носик Хсю-Ва. — Уж лучше привяжи их к четырем диким кобылицам и пусти лошадей на стороны света. Вот так ты действительно отпустишь румеев на все четыре стороны… Но все же ты зря медлишь. Любоваться нужно мертвым врагом — только он ничего уже не сделает.

— Моему брату никуда не деться.

— Твой жирный Хунбиш, которого ты послал за братом, наверное, тоже думал так.

— Здесь вокруг холма столько моих воинов, что и мышь не проскочит. Сто моих стражей, да еще триста воинов из ближайшего гарнизона. А с Хунбишем я еще…

В проходе мелькнула тень, и в шатер нетвердым шагом вошел Хунбиш-Бильге. Урах застыл, так и не закончив фразу, и некоторое время с изумлением пялился на нежданного посетителя.

— Высочайший… — пробормотал Хунбиш.

Сейчас он выглядел бледной тенью того властного вельможи, что отбыл с поручением из орды. Он спал с лица, толстые щеки как-то обвисли, некогда прекрасные шелка запылились, а крупное тело сотрясала дрожь усталости.

— Хунбиш… — произнес хаган, выходя из ступора, опасно ласковым голосом, — Хунбиш-Бильге. Ты посмел явиться пред мои очи…

— Как и положено доброму слуге… как только смог… высочайший.

— Мой добрый слуга, — глаза хагана сощурились, взгляд стал колючим, как узкий наконечник бронебойной стрелы, — ты выслал мне гонца с вестью, что мой брат мертв. Но вместо головы брата прислал мне голову другого человека…

Хунбиш мертвенно побледнел.

— … Ты сообщил мне, что затравил остальных румеев в лес. И вот, выезжая тебе навстречу, я встречаю в чистом поле трех всадников, которые и оказались теми самыми румеями. Когда я увидел людей в поле, я сам частью людей погнался за ними, а часть послал к тебе на стоянку. Я выбрал чутьем. Хорошо, что я не поехал к тебе, иначе вместо доброй скачки мне пришлось бы слушать твое жалобное блеянье. Но, видимо, мне все-таки придется его выслушать.

— Высочайший, — дрогнул голосом Хунбиш. — Я ничего не понимаю… Твой брат… голова… Как это может быть?

— Ты что, никогда не слышал про двойников, глупый советник? — подала голос Хсю-Ва, и Хунбиш был ей почти благодарен, потому что одной фразой она помогла ему, хоть и без подробностей, ухватить суть.

— Но… где тогда настоящий Амар-Мэргэн? — спросил Хунбиш, и тут же сам сообразил. — Второй мальчишка!

— Отрадно, что твоя глупость не бесконечна. Мой брат сейчас сидит в той башне на холме, затравленный, как зверь на облаве. Да не твоя в том заслуга, добрый слуга! — взревел Урах, давая волю гневу.