Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вдруг мама не поверит, не простит? И больше никогдаеё не обнимет, не погладит по голове… Не увидит внука или внучку. Господи, не думать о таком! Как же она без мамы? Разве можно представить мир, где больше нет мамы? Зачем, ну, зачем она сказала те злые слова? Было бы возможно, вернулась бы в прошлое и все исправила! За всю жизнь рядом с ней были разные люди: друзья, знакомые. С кем-то было легко, с кем-то трудно, кто-то помогал, кто-то мешал, но всем им от неё было что-то нужно. Только мама никогда у нее ничего не просила, не требовала, щедро делясь всем, что имеет. Часто — в ущерб себе. Только мама дарила ей тепло, любовь и заботу, ничего не прося взамен. Господи, как же она была слепа!»
И обе рванулись друг к другу, обнялись и заплакали.
Взахлёб, но не горько, не тяжело — светлыми слезами облегчения и очищения.
Обнимая друг друга, цепляясь руками, гладя по волосам, плечам, пальцами разглаживая морщинку у бровей, стирая слезы.
И одновременно:
— Мамочка! Мамочка, прости меня!
— Доченька, Женечка, прости!
— Мама, я так тебя люблю!
— Доченька, солнышко, сердечко моё!
И не нужно больше слов.
Слёзы облегчения вымывают обиды, очищают души, дарят умиротворение и прощение.
Разве можно злиться на того, кто подарил тебе жизнь? Кто не спал ночами, когда ты болел? Кто держал тебя за руку, уберегал от ушибов, любил просто за то, что ты есть и таким, какой есть?
Разве можно обижаться на своего малыша? Того, кто улыбался тебе во весь свой беззубый ротик. Того, кто учился ходить, держась за мамин палец? Чьей единственной и главной вселенной ты была много лет, и кто является твоей единственной и главной вселенной с самого рождения и до конца жизни?
Когда мужчины вернулись, они увидели двух зарёванных, с распухшими носами и красными глазами, совершенно, бесповоротно, до одури счастливых женщин. Своих женщин, которые, не видя никого и ничего вокруг, держались за руки и, не отрывая друг от друга сияющих глаз, впервые в жизни делились сокровенным. Разговаривали на равных. Как взрослые мама и дочь. Как лучшие подруги. Как самые дорогие и родные люди.
Петр Гаврилович и Денис переглянулись и тихо отступили назад, за куст.
— А у вас в гараже или где-то в другом месте найдется ещё что-нибудь интересное? — тихо поинтересовался Денис. — Мне кажется, мы еще не все осмотрели.
— У меня полно всего интересного. Полагаю, самое для нас нужное сейчас находится в погребке, — понятливо отозвался хозяин. — Ты что предпочитаешь — крепкое, сухое, полусладкое, заморское, домашнее — у меня есть всё. Сам я не очень налегаю, но иногда организм требует.
— Тот самый случай, когда организм требует. Коньяк подойдет? — шепотом спросил Денис.
— Более чем. У меня есть такой — м-м-м! — оживился Петр Гаврилович.
— Но только для аппетита, а то наши женщины рано или поздно наговорятся, обнаружат пьяных мужчин и, боюсь, нас потом ничто не спасет.
— Не пьянства ради, а здоровья для! — процитировал хозяин.
И оба, понимающе улыбнувшись друг другу, скрылись в доме.
Глава 12
Несмотря на более чем эмоциональное начало субботы, они отлично отдохнули. Пожалуй, за последнее время это были самые лучшие выходные!
Женя с мамой обходили острые воспоминания, по обоюдному молчаливому согласию решив не ковырять только-только подсохшие ранки. Зато добрых и веселых эпизодов из детской жизни Жени, о которых они вместе вспомнили, хватило надолго.
Уже почти перед отъездом, когда все вместе планировали следующую встречу, мама вскользь заметила, что через несколько недель уезжает в Европу.
— Мир посмотреть и немного подлечиться, — с улыбкой бросила она. — Так что посиделки надо обязательно устроить до отъезда, а то вдруг мы там задержимся. Нет, Евгеша, ничего серьёзного, обычный профилактический осмотр. Петя хочет убедиться, что берёт в жены не совсем старую развалину.
— Какая же ты старая, — возмутился Петр Гаврилович, — тебе всего сорок три! Это я должен переживать, гожусь ли тебе в мужья, ведь между нами разница в целых десять лет! Ничего, немцы творят чудеса, глядишь, еще братика или сестренку сотворим для Евгении.
Мама весело рассмеялась, Петр подхватил. Женя переглянулась с Денисом, и они тоже улыбнулись.
Но в душе дикой кошкой скребнула мысль — а вдруг?!
— Тогда устроит ли вас, молодожены, через выходные на этом же месте и в это же время? — предложил хозяин. — У нас с Верочкой будет небольшое событие, мы хотели бы отпраздновать семьей.
— Мама?
— Мы расписываемся, — улыбнулась Вера Васильевна. — Петя не хочет ждать ни часа, сверх десяти дней после развода с Александром Семеновичем.
— О! Поздравляю! — новость, конечно, не совсем неожиданная, ведь Петр Семенович об этом предупреждал, но со всеми волнениями Женя о ней совсем забыла. — Денис?
— Конечно, мы непременно будем! — заверил супруг. — Домашнее торжество или ресторан?
— Дома отпразднуем. Мои приедут — дети с внуками, и вы — со стороны Верочки. Заодно все познакомитесь, — довольно пророкотал Петр. — Это приглашение с ночевкой и на все выходные, а так — хоть ежедневно приезжайте. Просто нас в будние дни дома можно только вечером застать, никак не уговорю Верочку бросить работу.
— Я в будни тоже не слишком мобильна. За день с малышами накрутишься — только бы прилечь и чтоб тихо было, — добавила Женя.
— Кстати, скоро Евгения вам нельзя будет тяжести поднимать, а сколько могут весить годовалые карапузы, я примерно представляю, — серьёзно заметил Петр Гаврилович. — Вы же по образованию бухгалтер, если я не ошибаюсь?
— Да, но по специальности работу не найти. Всем нужен опыт, никто не хочет брать сразу со студенческой скамьи, — объяснила Женя. — Мне нравится в садике, до декрета вполне дотяну, а там видно будет.
— Смотрите сами. Если захотите, могу устроить вас к себе на завод. У нас как раз в начале недели уволилась одна сотрудница из бухгалтерского отдела, есть вакансия. Конечно, не главным, а рядовым, зато ревущие тяжести не нужно будет поднимать, да и по специальности поработаете.
— Это было бы
