в сторожевой заставе. Я её взял. А Циклоп ещё молод. Салага! Ему такие награды не положены по статусу.

Циклоп посмотрел на медаль и задумался. А потом сказал:

— Это буквы мерианского алфавита. Мерияне — древнейшая цивилизация, которая исчезла после тридцатилетней войны с форгасами.

— Не умничай, лохматый, — едко парировал Болтун. — Это медаль за взятие Харда. Ты просто завидуешь и придумываешь всякую ерунду.

Пираты наконец пришли к консенсусу. Большинством голосов при одном воздержавшемся (Гривузе) постановили треть сокровищ поделить как возмещение за пролитую кровь, а остальные погрузить на корабли и отвести на Х-15. Перед вылетом отправили делегацию попрощаться с капитаном Пылвсом-гимиди. У Гривуза от долгого говорения болело горло, и он молчал. Вместо него выступил копр — гуманоид с Текструда-66. Копр, раздувшись от важности возложенной на него мисси, в сильном волнении сказал:

— Гимиди… если что… мы тут как тут… свистни… хоть на край Бериана…

Этой пафосной речью прощание и закончилось. Пираты ещё раз дружно прокричали «Слава гимиди!» и довольные тем, как всё прошло, удалились. К вечеру ни одного корабля «Пиратского братства» на Харде не осталось. Поход за сокровищами диктатор Хона победоносно завершился.

* * *

Прошла неделя. «Ласточка» была готова к полёту. Оставались кое-какие мелочи. Болтун и Циклоп всё чаще уединялись и о чём-то спорили. Рэм не вмешивался, ему хотелось побыть наедине с собою. Он много проводил времени за линией экрана, который уже не работал: не надо было лезть под землю. Луга, холмы, перелески, солнце, облака — всё было близким, дорогим. Казалось, он вернулся домой и сейчас за холмом появится железнодорожная станция, на которую с минуты на минуту прибудет его электричка. Но за холмом открывался новый холм, а за ним другой. Возвращался Рэм поздно, когда Болтун уже не находил себе места.

— Хозяин, вы совершенно не думаете о безопасности. Мало ли что! Звери какие или недобитые кибсы. Нельзя же так безрассудно себя вести!

Рэм молча выслушивал упрёки. У него не было настроения вообще о чём-либо говорить. Он старался ходить как можно больше, чтобы усталость заглушала тревожные мысли, чтобы ночью быстро засыпать и не думать ни о чём. Обмануть себя не получалось, он уже не верил, что найдёт Гелю. Разве такое возможно в бесконечном космосе? В конце недели его посетила мысль о том, что Гели больше нет, она умерла. Его затошнило, зашатало, и, чтобы не упасть, пришлось опуститься на землю. А однажды приснился сон: Геля, вся в белом, лежала на возвышении со свечой в изголовье. Рэм проснулся мокрый от пота. Его трясло.

Команда «Ласточки» была готова к вылету, но Рэм всё чего-то ждал, всё ходил по окрестностям, смотрел на облака и копался в себе. Болтун и Циклоп, видя состояние хозяина, ругались уже в открытую.

— Лохматый, ты идиот! Зачем рассказал про Оракула? Понимаешь, что ты наделал?

— Я тут ни при чём, — оправдывался Циклоп, чувствуя тем не менее свою вину. — Хозяин что-то узнал сам — здесь, в крепости. Потому что после штурма сразу заговорил о полёте к Жёлтому Закату.

* * *

Ему было стыдно за свою слабость, за чёрные мысли, вылезшие из закоулков сознания, о которых он даже не подозревал. Теперь Рэм догадывался, почему Шрам с такой лёгкостью расстался с поясом возврата. Эта вещь имела бы исключительную ценность, если бы не побочный эффект. От пояса словно исходили невидимые токи, лишающие его обладателя воли. Стоит повернуть стрелку на пряжке до щелчка — и всё кончится. Что кончится? Всё… Тот другой, который обрёл вдруг голос и власть над Рэмом, произносил страшные слова, и он ничего не делал, чтобы заставить его замолчать. Ты разве ищешь Гелю? Нет. Ты ищешь призрак, с которым не можешь расстаться. Как не можешь расстаться с прошлым. Эти поиски бесконечны, как бесконечна Вселенная, и ты, застрявший в самом себе, боишься признаться, что давно уже ни во что не веришь. Так не лучше ли покончить со всем этим одним махом? Надеть пояс, повернуть стрелку и всё забыть. Начать жить с чистого листа. На Земле, среди людей, строить своё маленькое счастье.

Рука невольно потянулась к сумке, где лежал подарок Шрама. Холод пробежал по позвоночнику, губы задрожали. Это он? Или кто-то другой залез в его оболочку, лишив памяти и веры? Стыд — жгучий, мучительный — ударил в грудь, как пуля. Рэм трижды крепко хлестнул себя по лицу, так что щёки загорелись, и наконец очнулся.

Он стоял на холме, поросшем низко стелющейся травой, и глядел на две уцелевшие башни крепости — в мутной дымке горизонта они казались миражом. В небе нещадно палило солнце. Бугристая, раскалённая полуденным зноем степь лежало всюду, куда хватало глаз. Рэм побежал. Всё быстрее и быстрее. Пот заливал лицо, дыхание тяжко вырывалось из груди, тело словно прибавило в весе. Но он бежал, хотя до лагеря было ещё очень далеко. Рэм чувствовал, как вместе с потом и силами из него выходит нечто скользкое, мерзкое, чужое, то, что на время завладело его сознанием, заставило жалеть себя и быть слабым.

Болтун увидел хозяина первым: Рэм спотыкался и едва не падал. У него подгибались ноги.

— Лохматый! Карау-у-ул! — завопил туг. — Спасай хозяина! — и бросился навстречу Рэму.

Циклоп, проявив удивительную при его габаритах ловкость, нырнул в кабину «Ласточки» и включил сканер. Но ничего, кроме сухого кустарника, рыжих камней, да пары длиннохвостых ящериц, гревших пузо на солнцепёке, не увидел. Хозяина никто не преследовал.

Переломившись пополам и уперев руки в бока, Рэм стоял посреди лагеря, хрипло дышал и сплёвывал тугую слюну.

— Хозяин, с вами всё в порядке? — спросил Циклоп, который успел вылезти из QR-4 и присоединиться к Болтуну. Туг наседкой бегал вокруг Рэма, озабоченно выискивая следы укусов или порезов.

— Лохматый, что