сад виллы. Он по-детски дивился заморским чудесам. Макар сдержал обещание, дал ему рекомендации, и после недолгих переговоров по видеочату и сборов Павел Федорович Карамазов распрощался с опостылевшим ему клубом «Малый» и махнул на Бали. Они с работодательницей сразу понравились друг другу еще во время видеочата. А при личной встрече ощутили взаимное притяжение. Заискрило между ними… Вилла мадам напоминала голливудские хоромы, со второго этажа открывался вид на горы и океан. Павел Федорович Карамазов решил жениться на своей одинокой безалаберной богатой хозяйке. У нее ведь денег куры не клюют, и она боится всего на свете – местных балийских аборигенов, авиаперелетов, насекомых, ядовитых змей, ядерной войны, чипирования, изменений климата и даже собственного сына-айтишника, целиком поглощенного общением лишь с ИИ. Ей, имеющей все, на склоне лет требовался лишь мужик. Опора и надега. А ему, Карамазову, тотальный душевный покой, сытая комфортная жизнь и… как ни странно для его прежнего менталитета – свобода.

В Шишкином Лесничестве Анна Дрынова разучивала на веранде текст новой роли для «социально значимой рекламы» по телевизору – после длительного простоя ей вновь предлагали съемки. Заместить выбитый Макаром передний зуб имплантом она еще не успела, сдавала бесконечные анализы. И голос ее звучал шепеляво.

– Мы бодры! Веселы! – надрывалась Аннушка. Ибо идиот сценарист не смог придумать для «социалки» ничего современного, оригинального и по укоренившейся традиции бесстыдно позаимствовал творческие посылы у старого советского фильма про пионеров.

Из тайников памяти Аннушки выплывал Адонис Прекрасный, каким она запомнила его навсегда: обнаженный золотоволосый бог… Ее идол, ее боль. Его медальный профиль, его улыбка, его чувственные губы, перемазанные черной икрой – она кормила его с серебряной ложки, роняя лакомство на одеяло. Его широкие мускулистые плечи, его темный взгляд, полный страсти и… лжи…

Чем дальше уходил он в небытие, во мрак могильный, тем становился ближе, желаннее, тем острее она жаждала его. Слезы душили Аннушку… Собственные нескладные пылкие стихи рвались из уст:

В ритме мелодий скрипок и флейт бог мой Адонис…Тимьян и шалфей.

Юный, могучий… Лик осиян! Бьет он в небесный свой барабан.

Райские звуки… Шорох дождя… Адонис, Адонис ищет меня…

Но она же мнила себя истинной актрисой. Наступив на горло собственной музе, она вернулась к декламации тупой и постылой рекламной роли, одновременно следя за кружащим возле чайного стола с самоваром братом Леней.

– Мы бодры! Веселы! Твою мать! – заорала она, заметив, как братец воровато стащил ватрушку с блюда. – Ленька! Руки прочь!!

– Аннушка, ну хоть пирожооок! Раз едим дома! – Братец сунул ватрушку за щеку и судорожно начал чавкать, глотать.

– Ты ж на диете! Боров! Свинья!

– А ты… дура! Щербатая! – взбунтовался «Зовите меня просто Ильич». – Старуха! Глянь на себя – кому ты нужна в пятьдесят в кино?!

Аннушка схватила с плетеного дачного кресла подтяжки, снятые братом по случаю жары, и бросилась к нему, стегая наотмашь, как вожжами, его жирные плечи и необъятное брюхо. Вечерний ветер колыхал белые кисейные занавеси. Самовар дымил трубой. Шишкинские декорации до боли напоминали кадр из фильма.

На участке Василисы царила тишина. Сама Василиса в глубине шале со стоном выползла из туалета, где провела час по причине жестокого токсикоза. Беременность в ее зрелом возрасте проходила тяжело. Она добрела до дивана и рухнула на леопардовые подушки от Дольче Габбана, прикрывшись лишь шелковым кимоно. «Ничего, ничего, прорвемся, мой милый», – пьяно бормотала она. Несмотря на беременность и токсикоз, она уже с утра успела наклюкаться. Подобно заклятой подруге, она вспоминала свою последнюю встречу с Адонисом Прекрасным – на вечеринке в клубе «Малый». А еще – пьяную безумную ночь, когда, сходя с ума от ревности, через дальних знакомых бывшего мужа она наняла за солидную мзду четырех «братков» и приказала им хорошенько отметелить своего ветреного любовника, вновь переметнувшегося, как ей мерещилось, к Аньке-Мордоворот. На вечеринке в «Малом» она узрела Адониса после побоища, и сердце ее зашлось нежностью, радостью и болью: он жив-здоров, ее наймиты его не убили… А ссадины на его лице лишь добавили ему мужественности и шарма. Она желала Адониса столь сильно… У нее подкашивались ноги. Кружилась голова. Она любила его. Она хотела от него родить.

Кто поймет женщин, когда они сами теряют себя в омуте похоти и страсти?

В Скоробогатове парикмахерша Настенька Котлова заканчивала смену – в ее кресле восседал Денис Журов – Паук. Она закончила стричь его светлые волосы. Паук пялился на нее в упор.

– Трепетная ты, жесть! – произнес он сипло. В душе он страстно жаждал поцелуя – первого в свои двадцать лет, хоть с Настенькой-Котловкой, бывшей одноклассницей. А то сколько можно ходить в девственниках, мастурбируя лишь при просмотре жесткого порно в интернете?

– Не вертись. Я тебе затылок подровняю, – велела ему Настенька, щелкая ножницами.

– Я прям симп полный к тебе, – не унимался возжаждавший женской ласки зумер Паук. – Может, почилим вместе, а? Ты ж вроде ни с кем не шиппперишь, а? Может, со мной? Я прям стэнить по тебе начал, Настюха!

– Твоя маман Журова вчера у меня в салоне скидку клянчила на укладку, – отбрила его Настенька тоненьким и писклявым голоском, со скрытыми стальными непреклонными обертонами. – Все еще со мной влиятельной бабой себя мнит, завучем школьным. Скидку ей – надо же! А я ей – платите менеджеру на ресепшен, не только краска, но и шампунь и массаж головы в стоимость входят.

– Мать не в счет, я теперь сам по себе, – Паук пожирал Настеньку горящим взором. – Волосы ты высветлила. Прям Барби… Детка, ты прям полный симп мне. А побрить меня не слабо самой?

Настенька Котлова тоже смотрела ему в глаза. Он извлек из кармана модных у зумеров широченных штанов-карго опасную бритву, купленную в интернете, и протянул ей. Настенька открыла бритву, достала помазок, пену для бритья. Она приложила лезвие к горлу Паука, бритвой провела по его кадыку. Паук ощутил небывалое возбуждение – во сто крат сильнее все в реале между ними, чем в виртуальном порно… Полный тотальный краш. Глаза Настеньки затуманились, на ее бледных впалых щеках проступил румянец. Опасная бритва в ее руках блестела в закатном солнце подобно сказочному кинжалу.

На скоробогатовском кладбище стайка воробьев, снующих возле двух фотографий с траурными лентами, ненасытно, алчно клевала рассыпанное пшено.

Испеченные осиротевшей уборщицей Розой румяные эчпочмаки, вытащенные из духовки, остывали под стираной линялой тряпкой.

Сноски

1

Подробно об этом читайте в книге Т. Степановой «Корень зла среди трав».

2

Клавдий Элиан – древнеримский писатель и философ, автор «Пестрых рассказов».

3

Песня Юрия Шевчука.

4

Удалил ее (англ.).

5

Клавдий вспоминает пьесу «Бесприданница» А. Островского.

6

Не типичный одиночка (англ.).

7

Помпеи научат Августу рисовать! (лат.)

8

Капуста (англ.).

9

Эта история описана в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».

10

Проявлять агрессию, нападать. Сленг зумеров.

11

В ужасном, плохом настроении. Сленг зумеров.

12

Барахло, вещи. Сленг зумеров.

13

Деньги (англ.).

14

Сходить с ума, фанатеть. Сленг зумеров.

15

Мертвой внутри. Сленг зумеров.

16

Презирать, осуждать. Сленг зумеров.

17

Неприглядная, уродливая правда. Сленг зумеров.

18

По теме. Сленг зумеров.

19

Поиграть мускулами, показать силу. Сленг зумеров.