— Я уже соснул.

— Попьёшь чего-нибудь? Когда высокая температура, её надо сбить.

— Хорошо, дай мне отвара из трав.

Я пью. Она довольна. Каждый мой глоток доставляет ей удовольствие. Она представляет себе, как мои микробы сносит этим приливом, заливает, затапливает, уничтожает!

Она вышла. Меня сразу окружают тишина и какие-то именитые тени. Что осталось от этого пышного семнадцатого века? Культура? Образ мышления? Музеи? Конные статуи на площадях?

Я включаю магнитофон.

— Алло, Толстяк! Это опять я! Хочу тебе сказать одну вещь: Людовик Четырнадцатый, несмотря на его лучи, был… как луна! Я поддался глупому восторгу. Я делал интонации, голосовые эффекты, но я увлёкся! Наверное, это оттого, что у меня температура тридцать девять. Мой термометр принял форму лилии!

Король-Солнце! Не слишком ли? Наверное, солнце там посмеивалось, хотя оно тоже гаснет!

Людовик Четырнадцатый использовал свою власть, чтобы воевать. Мы опять полезли в драку как тряпичники, да так, что после его смерти Франция оказалась на коленях. Дрались с испанцами, чтобы не изменять привычке. Мазарини, наверное, не знал, что говорить там, наверху, когда читал сводки! Дрались ещё с Габсбургами.

Да, были и победы. Но я тебе про них не буду рассказывать. Я не люблю говорить про войны. Надо запоминать даты договоров, и тебя потом заваливают на экзаменах. Вестфальский договор и Пиренейский договор, что от них осталось? Всё, что мы знаем, это то, что время от времени страна то растягивалась, то сжималась, как аккордеон.

Ты мне скажешь, что Людовик построил Версаль. Согласен! Но эта фантазия обошлась слишком дорого! Пока строили Большой Храм этому Богу в кружевах, мужики клали зубы на полку! А теперь Версаль ещё надо постоянно приводить в порядок для того, чтобы американские туристы лепили свою жвачку в королевских апартаментах! И потом этот дворец не такой уж красивый. Величественный — да! Но уж никак не красивый! Я бы предпочёл, чтобы его построил его отец. Если бы он был в стиле Людовика Тринадцатого, было бы другое дело! Мужественно, строго, гармонично! Но с Людовиком Четырнадцатым ударились в кудреватое. Этот стиль Шелл мне не нравится: кругом одни ушки и завитушки. Если бы можно было сделать мебель с париками, он бы заказал и её. А его лежак, ты видел? Он не боялся кошмаров!

Что касается крошек, которые к нему залезали, они, наверное, думали, что они снимаются в цветном кино «Geva-color» или принимали себя за императрицу Сисси[157]. Надо признать, что под балдахином Людовик Четырнадцатый неплохо справлялся со своими обязанностями. После синьорины Манчини, сеньориты Марии-Тересии (той, что смеялась, когда её чествовали) и мисс Галстук (иначе говоря, Луизы де Лавальер) он до одурения влюбляется в Монтеспан. Она ему бросила Монтеспан в глаза, а он ей вставил Монтеспан в глазок, как сказал бы нехороший Берюрье, который меня слушает. Эта мерзавка сделала всё, чтобы соблазнить короля. Это была такая ядовитая крошка, которая больше доверяла чёрной магии, чем своим собственным чарам. Она вошла в дружбу с одной ужасной колдуньей (мадам Монвуазен, которая была больше известна под именем Лавуазен), которая со своим дружком Гибуром устраивала чёрные мессы и приносила в жертву людей. Эти молодцы покупали детей у бедняков и перерезали им глотки над голым телом Монтеспан. Поскольку она верила в магию, она верила в то, что добьётся своего, понимаешь? Она верила в успех, и она его добивалась, ибо вера делает чудеса, даже если эта вера берёт начало в венах новорождённого. Короче, она добилась своего. Одним прекрасным утром Людовик Четырнадцатый включил её в свой список лауреатов с особым мнением жюри. И поскольку она была озабоченной, она начала пичкать своего Лулу кантаридом[158]и ещё какими-то таинственными возбудителями, чтобы держать его в форме. Она его так зарядила, что он ей сделал семь детишек без передыху. Если ты Король-Солнце, ты не можешь лишать себя удовольствия. Ему надо было не в Версале жить, а в крольчатнике. Суди сам, Толстяк, я тебе немного подобью баланс его подвигов. Он сделал шестерых малышей своей законной, четверых — Лавальер, семерых — Монтеспан и ещё с полдюжины — случайным женщинам или девушкам, что составляет в сумме примерно две дюжины спиногрызов. При таком размахе можно надеяться (или допустить), что в наших венах тоже течёт королевская кровь. Надо бы математикам посчитать, чтобы лучше изучить этот вопрос. Я так думаю, что твоя бурбонская репа объясняется таким вот образом. Меня бы не удивило, если бы ты оказался внебрачным ребёнком.

Так что нашему Людовику-Казанове Четырнадцатому всё-таки надо отдать должное. Он любил баб, но не позволял водить себя за нос, который у него был большой, следовательно, его можно было легко ухватить рукой. Если он и предавался безумствам с мадам Трикотен-Монтеспан, это не касалось его дел. И всё же эта чёртова Монтеспан наделала убытков. Стоило какой-нибудь бесовке бросить королю слишком откровенный взгляд, она травила её ядом для большей ясности. Она давала яд так же легко, как и аспирин. Она его даже королю подсовывала в припадке ревности! Представляешь, какое здоровье было у Людовика Четырнадцатого, если он прожил семьдесят лет, будучи напичканным ядом и всякими прочими возбудителями. Кудрявый был чем-то вроде Распутина в своём роде! Но однажды правда открылась.

Лавуазен и её клику арестовали. Сан-Антонио того времени блестяще провёл расследование и раскрыл участие Монтеспан в человеческих жертвоприношениях. Лулу поставили в известность. Толстячок долго не мог прийти в себя. Понимая, какой опасности он подвергался, он отправил маркизу в её земли. Затем прикрыл это дело. Так всегда заканчиваются громкие дела, ты знаешь. У каждого скандала есть свои козыри: молчание и время. Улики, подтверждающие вину, фаворитки, были уничтожены, и всё понемногу вернулось в своё русло. Затем стареющий пудель ударился в религию и взял в жёны гувернантку детей Монтеспан, вдову поэта Скаррона, которая вскоре стала мадам де Ментенон. Он женился на ней тайно в 1683 году, если мне не изменяет память.

Эта старая святоша была не из весёлых! Что-то вроде служанки кюре. Она стала хорошей попутчицей для его последних дней, и великолепный Король-Солнце вдруг почувствовал, как гаснут его лучи при контакте с этой льдиной.

Его нескончаемое правление закончилось печально. Казна была пуста, голодный народ начал подумывать о 1789 году в 1715. Не считая мамаши де Ментенон, рядом с Людовиком Четырнадцатым был только его правнук, герцог Анжуйский, будущий Людовик Пятнадцатый. В те времена стариками становились в сорок лет, так что в свои семьдесят семь этот король был похож на призрака. Казалось, что это будет тянуться вечно. Политику принимают всерьез, только если она новая. Его политика похоронила несколько поколений и стала невыносимой. Король-Солнце больше никого не согревал! Время от времени он принимал какого-нибудь знаменитого иностранца, чтобы позабавить публику (испытанный приём, который будет в ходу ещё долго), но этого было недостаточно для того, чтобы скрасить печальный конец его правления. Будучи долгожителем, Кудрявый был вынужден выполнять роль могильщика. Наконец смерть сжалилась над его подданными и забрала его 1 сентября 1715 года.