Среди многих евангельских историй о прощении наиболее явно находят отклик в дневнике палача две. Первая – известная притча о блудном сыне, который безнравственно проматывает наследство, но возвращается к своему отцу и тот с любовью встречает его (Лк. 15:11-32). Подобно библейскому прототипу, вор Георг Швайгер совершил несколько достойных сожаления поступков, в первую очередь

Популярная лубочная версия рассказа о блудном сыне, в которой главный герой уходит из дома (слева), наслаждается светской жизнью (в центре), а после вынужден питаться из одного корыта со свиньями (справа) (ок. 1570 г.)

Однако вместо того, чтобы простить заблудшего отпрыска, «сам его отец заключил [своего сына] в тюрьму и желал, и настаивал на том, чтобы его право было реализовано, несмотря на то что он вернул свои деньги и заплатил 2 флорина из них [за содержание в тюрьме]»[400]. Ясно, что Франц не сомневался в наличии оснований для гнева, проявленного отцом Швайгера, не оспаривает он и последующее обезглавливание вора за его преступления. Однако то, что сердце оскорбленного отца осталось ожесточенным по отношению к блудному сыну, казалось ему неестественным и нехристианским – преступлением другого порядка.

Вторая история случилась за год до того, как Франц принял участие в конкурсе мейстерлидов, сразу после двойной казни воров. Хотя и не настолько явная, как в Евангелии, разница в проявлении раскаяния и веры этими двумя злоумышленниками подсказала палачу-протестанту аналогию с Благоразумным и Безумным разбойниками, распятыми вместе с Иисусом (Лк. 23:32-43). Как и Дисмас, Благоразумный разбойник, который просил распятого рядом с ним Христа: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое», пастух Кунц Пютнер выказал все необходимые признаки раскаяния и «умер как христианин». Его товарищ по виселице Ганс Дрентц (он же Длинный) был фактически воплощением Безумного разбойника (известного под именем Гестас), который издевался над Иисусом и проклинал его как лжепророка со своего креста:

Выразительные рисунки Альбрехта Дюрера: «Безумный разбойник» (слева) и «Благоразумный разбойник» (справа) (1505 г.)

По всей видимости, Франц считал, что все эти люди сами сделали свой выбор и их судьба, таким образом, была для него результатом их собственного замысла. Каждому человеку предначертано грешить; искать или даровать милость – личный выбор каждого. Поскольку овдовевший отец четверых детей сам продолжал заниматься предначертанным ему омерзительным делом и вместе с тем постепенно, но непреклонно бороться за свой выбор – достижение статуса, то эта мысль, должно быть, придавала ему уверенности и даровала утешение.

Работая палачом более полувека, Майстер Франц Шмидт постоянно сталкивался с ужасающей чередой человеческих пороков и зверств. Но ни один преступник за все это время не вызывал в нем большего первобытного отвращения, чем социопатичный разбойник Георг Хернляйн из Брука и его столь же испорченный пособник Йобст Кнау из Бамберга. Тщательный пересказ палачом их бесчисленных преступлений (по его собственному признанию, не более чем случайная выборка) составляет самую длинную запись в дневнике. В компании себе подобных, чаще всего это был Георг Майер (он же Мозги) из Гостенхофа, Хернляйн и Кнау годами бродили по лесам и проселочным дорогам Франконии, нападая, грабя и зверски убивая коробейников, странствующих подмастерьев, крестьян и других путешественников, в том числе женщин и юношей. Перечислив более десяти примеров их вероломства, Майстер Франц готовится завершить дневную запись. Однако затем – и это почти осязаемо, как гневно палач качает головой, – он изменяет свое решение и продолжает описывать еще более жуткие и позорные деяния этого дуэта, включая те, когда они «нападали на людей на Мегельдорфском лугу и везде, куда горожане отправлялись гулять… а также напали на восемь человек на улицах Херольдсберга, тяжело ранив мужчину и женщину и разрубив руку вознице надвое».

Его отвращение почти ощутимо в этом доскональном отчете о самых шокирующих случаях в истории разгула двух разбойников: