– Нет! – Дарнел неистово замотал головой. – Нет, я…

– Вы бежали прямо к ней!

– Я не знал, что там есть яма, я бежал к дереву! Торопился на сви… на деловую встречу!

– А то, что с двумя девочками произошло то же самое, что с Шарлоттой, – чистое совпадение? – Эвелин говорила жестко и напористо, загоняя его в угол.

– О боже… Господи! Меня подставили! – закричал Дарнел, глядя на нее вытаращенными глазами. – Смерть Шарлотты – случайность, я не хотел, я не…

Эвелин, невольно подавшись к нему, споткнулась. Она ожидала насмешки, поскольку Дарнел должен был знать, что эксперты не найдут признаков сексуального насилия над Бриттани и Лорен, но он забормотал:

– Я… я не это хотел сказать, я не… – Закрыл глаза и сполз по стене на пол. – Мне нужен адвокат.

– Да уж, адвокат вам пригодится, – заявила Карли, взяла его за плечо и повела к выходу из допросной комнаты, в помещение для задержанных.

Эвелин стояла на том же месте, где она замерла, когда Дарнел наконец выдал признание.

Он убил Шарлотту Новак.

Но Массовик-затейник – не он.

А кто же тогда?..

– И вы ему верите? – спросил Томас.

Все, кто был в штабе КБРПД – Грэг, Карли, Кайл и шеф полиции, – смотрели на Эвелин, ожидая ответа. Остальные полицейские и фэбээровцы получили задание заняться другими подозреваемыми и искать Мэнди. Ни от кого из них пока не поступило никакой полезной информации.

– Насчет того, что он не Массовик-затейник? – Эвелин кивнула. – Верю. Вы видели запись допроса. Дарнел не знает, что Лорен и Бриттани не были изнасилованы.

– Мог притвориться, – сказал Томас.

– Вряд ли. Дарнел испугался, что его в этом обвинят, и только поэтому признался в убийстве Шарлотты. Будь он Массовиком-затейником, ни за что бы не проговорился. По крайней мере, не так быстро.

– Согласен, – поддержал коллегу Грэг. – Он паниковал из-за Шарлотты. К похищениям этот человек не причастен.

– Он сказал, что смерть Шарлотты – случайность, – напомнил Томас.

– Полагаю, не совсем, – покачал головой Грэг. – Дарнел убил девочку, чтобы она не рассказала о том, что он ее изнасиловал. Его признание было довольно неожиданным, но благодаря ему все становится на свои места. Мне кажется, я знаю, почему Дарнел не хотел показывать эсэмэску и был так уклончив в ответах на эту тему.

– Почему? – спросил Томас.

– Вы слышали, как он запнулся на одном слове? Говорил, что, цитирую: «торопился на сви… на деловую встречу». Он хотел сказать «свидание».

– Конечно! – подхватила Эвелин. – Поэтому он так нервничал! Дарнел изо всех сил старался скрыть, зачем приехал на поле, и был невнимателен, отвечая на другие вопросы.

Карли откинула со лба кудри, распушившиеся во влажном воздухе.

– А что за «свидание»? – недоуменно спросила она. – И почему он это скрывал?

– Как вы думаете, кто мог заставить Дарнела в такой спешке примчаться на заброшенное поле? И что было написано в эсэмэске?

Карли откинулась на спинку стула.

– Ну конечно! Как я сразу не догадалась!

Томас переводил взгляд с одного агента на другого.

– Не понял, – проворчал он.

– Могу поспорить, что в компьютере Дарнела мы найдем его переписку с тем, кто выдавал себя за двенадцатилетнюю девочку, – сказал Грэг.

– Дарнел решился на такую переписку в разгар расследования? – покачал головой Томас.

– Педофилы не умеют сдерживаться.

– И он не заподозрил, что его водят за нос?

– Думаю, подозрения у него были, но либо его собеседник оказался слишком убедительным, либо Дарнел чересчур самоуверенным и решил сам все проверить. Он думал, что от Эвелин удалось избавиться по дороге, и сразу помчался на поле.

– Что ж, значит, по номеру, с которого отправлена эсэмэска, мы можем вычислить Массовика-затейника, – сказал шеф полиции.

– Мои люди этим займутся, – отозвалась Карли. – Но вряд ли преступник, который столько лет действовал очень хитро и осторожно, воспользовался сим-картой, оформленной на его настоящее имя. – Она встала и прошлась по кабинету. – Ну, по крайней мере, Кики Новак узнает правду о том, что случилось с ее дочерью.

– Боюсь, от этого ей станет только хуже, – грустно проговорила Эвелин.

– Почему? – удивилась Карли. – Спустя двадцать лет убийца наконец окажется в тюрьме и проведет там остаток своей жизни.

– Да, но все эти двадцать лет Кики верила Дарнелу и даже предоставила ему убежище, когда мы считали его Массовиком-затейником. Она прожила с ним восемнадцать лет после смерти Шарлотты. И это она привела его в свой дом, думая, что он станет хорошим отчимом для девочки. Если бы мы так и не нашли убийцу, она продолжала бы верить, что Шарлотту по дороге из школы выследил какой-то незнакомец и напал на нее. А теперь ей придется жить с сознанием того, что убийца и насильник – ее бойфренд. И с чудовищным чувством вины, ведь она сама подпустила его к Шарлотте и оставалась с ним после этого столько лет.

– То есть вы не рады, что мы раскрыли это дело? – спросила Карли.

– Конечно, рада!

Но вид у Эвелин был печальный, и, поймав взгляд Кайла, она поняла, что он догадывается, в чем причина ее грусти. Девушка думала не только о Кики Новак. Интересно, ее, Эвелин, родная мать испытывает чувство вины? Дедушка с бабушкой и близко не подпускали ее к Роуз-Бей, а в последние тринадцать лет, когда дедушка умер, а бабушка заболела, мать пыталась звонить Эвелин, но та не отвечала – отказывалась простить ее и не желала слушать.

Эвелин не знала, что думает мать о той ночи двадцатилетней давности. Возможно, она убедила себя, что дочь солгала, и просто не видит своей вины в том, что привела в дом человека, способного причинить вред ребенку? Или она с самого начала догадывалась, что должно случиться, и не перестает себя казнить за это? А может, успешно утопила свои чувства в алкоголе?

Твердо сказав себе «мне все равно», Эвелин сосредоточилась на обсуждении. Карли как раз делилась сомнениями:

– Если Дарнел Конвей не причастен к похищениям – а я согласна с вами, он не причастен, – тогда зачем ему понадобилось привлекать к себе лишнее внимание, выслеживая вас в дюнах и записываясь в поисковые отряды?

– Из-за Шарлотты, – коротко ответил Грэг.

Эвелин кивнула:

– Дарнел знал, что я его подозреваю, потому что мы с Джеком Баллоком пришли к нему в дом и задавали вопросы. А он уже двадцать лет успешно скрывал правду, и ему очень хотелось похвастаться. Он чувствовал себя неуязвимым: ведь прошло столько времени, а его не вычислили. Ему не смогли предъявить обвинение на основании улик, и он страшно этим гордился. Когда Дарнел нашел меня в дюнах, он, разумеется, не собирался ни в чем признаваться, просто хотел меня подразнить.