– Я не такой глупый, как ты, – усмехнулся он.

Мне так хотелось ударить его.

«Стоп, – сказал я себе. – Думай. Действуй».

– Мне пора. Я должен быть дома к ужину, – сказал я. И стал спускаться.

– Эй, Энди, – позвал он, когда я спустился до середины.

– Что?

Я повернулся. Его лицо было в тени, так что я не видел шрамы.

– Спасибо за предложение, чувак. Но я в порядке.

– Ладно.

Я спустился к велосипеду, держа руки в карманах и перебирая бумажки. Я не знал, что делать с ними дальше. Я знаю, как снять деньги с карточки, но никто не говорил мне, как положить их обратно.

42. Кит

Всю субботу шел дождь. Не мелкий. Настоящий ливень. Из окна трейлера в двух шагах ничего не было видно, и стоял такой холод, что я подумывал включить отопление. Почему нет? За все платит Лорел. Но это казалось идиотизмом. В конце концов, октябрь едва начался.

День выдался паршивым. Одна из особенностей проживания в трейлере – то, что я не слышал собственных мыслей, когда шел такой сильный дождь. Серьезно. Словно кто-то палил прямо мне в мозг. И притом Маркус пообещал донести на меня в департамент социальной защиты. Успел ли он? Прошло уже двадцать четыре часа, и ничего не случилось. Но я все еще тревожился. Что вот-вот появится социальный работник и потащит меня в интернат. Или, что еще хуже, к каким-нибудь улыбчивым приемным родителям, которым заплатят за то, чтобы они были приветливы со мной. Я пытался дозвониться Джен, попросить, чтобы она приехала сюда или позволила приехать к ней. Но она не брала трубку. У нее ведь определялся номер, верно? Почему же она не отвечает? Мне не нравились мысли о том, что она может быть с кем-то еще. Может, этот день и ее уморил? Я о шрамах в ее душе. Может, она просто не хочет больше видеть меня?

На душе было так паршиво, что я вытащил кассету, которую записала моя мать, пока я лежал в больнице. Психотерапевт помог ей ее записать, и она должна была помочь мне расслабиться. На записи мать сначала говорила о том, как сильно любит меня, что я должен быть сильным и тому подобное. Дальше шло насчет того, как я чувствую, что расслабляются сначала мои ступни, потом ноги и так далее. Сначала я действительно вытащил кассету, чтобы расслабиться. Но потом понял, что в действительности хотел услышать мамин голос. Большая ошибка. Невыносимо было слышать мамино «я люблю тебя» и все такое. Я не говорил ей этих слов век-другой. Иногда я бываю таким кретином…

Вот так я и провел весь день, лежа в консервной банке под барабанный стук дождя по крыше, жалея себя, тоскуя по матери. Часов в семь, когда стемнело, я услышал, как хлопнула дверца машины. Вскочил с кровати и выглянул в окно. Из-за дождя и темноты было почти невозможно что-то разглядеть. Но кто-то открыл дверцу машины, и в свете, исходившем изнутри, я увидел три… ТРИ патрульных автомобиля. В глубине души я знал, что это не связано с матерью. Они приехали, чтобы потащить меня туда, где я не хотел быть.

Какой-то момент я не мог пошевелиться. Потом услышал шаги на крыльце, поэтому удрал в комнату матери, где был второй выход. Эта дверь всегда была закрыта, по той причине, что снаружи ничего не имелось. Ни крыльца. Ни ступенек. Только провал в восемь футов до земли.

Я дрожащей рукой отпер дверь и, не задумываясь, прыгнул. И приземлился на левую ногу. Жестко. Может, свернул ее, но мне было плевать. Я побежал сквозь тьму и дождь, услышал крики и увидел вспышки фонариков. Но продолжал бежать.

Промчался три мили до башни Маркуса, босой, в одной толстовке, дрожа от холода. Мимо рядов запертых безлюдных домов, на случай если копы меня ищут.

Я был единственным отчаявшимся настолько, чтобы выскочить из дому в такую погоду.

В башне было темно, и чертова дверь была заперта. Я обошел ее, чтобы проверить раздвигающиеся стеклянные двери, но они тоже были заперты. Я сел на ступеньки крыльца. Я промок насквозь, замерз, и левая щиколотка распухла вдвое. Я сидел много часов, думая, что могу умереть здесь от холода. Но сейчас мне было плевать. Я слышал голос матери.

«Теперь твои икры теплые и расслабленные».

Чертова фраза вертелась и вертелась в мозгу. И я знал, что вот-вот сойду с ума.

Поэтому, когда на башне вдруг зажегся свет, я почти окоченел и все тело затекло. Но мне удалось подняться. Я прохромал по крыльцу и постучал в раздвигающуюся стеклянную дверь. Через секунду на крыльце тоже стало светло, и дверь отодвинулась.

– Кит! – ахнул Маркус, который был явно потрясен моим видом.

Я не мог пошевелиться. Зубы стучали, и руки словно были отлиты из бетона.

Маркус схватил меня и затащил внутрь. Обнял, словно таким образом мог согреть, и я, хотя был, пожалуй, на дюйм выше его, положил голову ему на плечо, словно был маленьким ребенком. Слишком уставшим, чтобы бороться дальше.

– Все в порядке.

Маркус осторожно растер мне руки, прямо через мокрую толстовку.

– Все будет хорошо. Кит! Не волнуйся, приятель. Мы все уладим.

43. Мэгги

Из окна гостиной я увидела, как Джен выруливает на нашу дорожку в своей потрепанной черной машине. В двери со стороны пассажирского сиденья была вмятина, краска слетела со стольких мест, что машина казалась серой.

Я схватила сумочку и выскочила наружу. Мы собирались в «Сирз Лэндинг Грилл» на обед. Джен уговорила. Мое первое публичное появление на острове после возвращения домой, и я очень нервничала. «Сирз Лэндинг» – то место, где все друг друга знают. Узнают и меня. Я надеялась, что это не совсем глупая мысль. Ма настаивала, чтобы я вела светскую жизнь.

– Я так рада, что ты, наконец, выйдешь в люди, – сказала она. Но я видела, что даже она волнуется из-за моего дебюта.

– Привет, – сказала я, садясь в машину Джен.

Наклонившись, Джен смотрела в лобовое стекло на мой дом.

– Тут живет твоя семья? – спросила она.

– Угу. Может, ты познакомишься с ними. Когда вернемся.

Ма и Энди были на встрече его команды пловцов и собирались привезти с собой Кимми. Почти как свидание, только дома. Поедят пиццу, посмотрят DVD. У меня было такое чувство, что таких свиданий будет много, поскольку ма охраняет добродетель Кимми. Дядя Маркус считал, что Энди и Кимми слишком сблизились и нуждаются в лучшем надзоре. Наверное, он говорил с Энди о сексе, потому что был очень серьезен, когда сказал о необходимости следить за парочкой. Ма даже позвонила матери Кимми, чтобы посоветовать ей не спускать с них глаз. Я не могла поверить, что Энди подумывает это сделать. Бен был у меня первым. Конечно, тогда мне только исполнилось семнадцать, и Энди через несколько месяцев тоже будет семнадцать, так что, может, не следовало так удивляться. Но Энди даже не подозревал, какой террариум открывает, едва сделав первый шаг.

Джен все еще смотрела на мой дом.