А потом наступил август – ужасный, ужасный август. Россия произвела девальвацию валюты, и инвесторы по всему миру стали делать ставки на качество. LTCM рассчитывал совсем не на это в нескольких разных трейдинговых стратегиях. Например, в какой-то момент они производили парные покупки, которые, в сущности, делали ставку на уменьшение разрыва между доходностью промышленных облигаций, отнесенных к классу AA и аналоговых казначейских бумаг США. Ставка выглядела неплохо, потому что сфера применения была сравнительно широкой по сравнению с историческим уровнем. Но когда началась погоня за качеством, доходность по казначейским бумагам сильно просела, и разница между государственными и корпоративными доходами еще больше увеличилась. Результат был катастрофическим. Фонд только за август потерял 40 % своего капитала, оставшись всего с $2,5 миллиарда. Поразительно, но у него все еще было порядка $100 миллиардов долга.

Примерно к этому моменту главы фонда и по крайней мере несколько кредиторов начали серьезно волноваться. Засунув свою гордость куда подальше на секунду, команда LTCM стала искать инвесторов, которые могли бы выкупить некоторые из их трейдинговых позиций или в противном случае добавить свежий капитал в фонд для формирования более надежного базового капитала. Команда упрашивала, среди прочих, определенных инвесторов, которых выставили из фирмы в конце 1997 года, а также крупных фигур индустрии хедж-фондов Джорджа Сороса и Джулиана Робертсона. Все отказали.

Ночью 23 августа, в воскресенье, LTCM открыл фронт в Омахе. Человек, которому поручено было позвонить Баффетту, Эрик Розенфельд, был одним из главных партнеров LTCM, когда-то был также трейдером компании Salomon и заслужил расположение Баффетта своей преданностью, помогая компании выбираться из дыры после кризиса 1991 года. 45-летний Розенфельд, обычно довольно расслабленный человек, но в этом случае, по словам Баффетта, чувствовалась срочность в предложении Розенфельда продать ему некоторые из крупных арбитражных позиций фонда. Баффетт отказался.

В среду Розенфельд опять позвонил Баффетту, на этот раз к разговору присоединился Меривезер. Не мог ли Баффетт встретиться следующим утром в Омахе с еще одним главным партнером LTCM, Лоуренсом Хилайбрандом? На встрече 39-летний Хилайбранд, также бывший трейдер компании Salomon, который также был у Баффетта на хорошем счету, описал трудную, но все еще надежную защищенную ситуацию в портфеле Long-Term Capital и стал уговаривать Баффетта стать крупным инвестором фонда. Хилайбранд также обрисовал причину спешки: в конце августа, то есть всего через несколько дней, фонду придется сказать инвесторам и заемщикам, сколько LTCM потерял за месяц, и они будут очень рады добавить к цифрам утверждение, что существует договоренность об обеспечении финансирования, которое облегчит долговую нагрузку фонда. Баффетт вежливо извинился и просто сказал, что не заинтересован в этом.

Баффетт вспоминает свой последующий разговор с вице-президентом Berkshire Чарльзом Мангером, в котором сказал, что, хотя позиции в портфеле фонда могут быть довольно логичными, у него нет желания сделать из Berkshire инвестора хедж-фонда. Он также указал на абсурдность того, что «десять или пятнадцать парней со средним уровнем IQ около 170 сами себя поставили в ситуацию, в которой могут потерять все деньги».

После этого Баффетт больше не думал о Long-Term Capital – до вечера пятницы 18 сентября, когда позвонил партнеру Goldman Sachs Питеру Краусу, которого знал лично. Краус сказал, что чистые активы Long-Term Capital – то есть их капитал – уменьшились до $1,5 миллиарда и что Goldman обзванивает всех в поисках желающих стать крупными инвесторами фонда. «Не интересно», – снова сказал Баффетт. Но потом они решили рассмотреть другие варианты развития событий для Long-Term Capital. Наконец, Баффетту пришла в голову масштабная идея, что Berkshire и Goldman могут совместно предложить цену за весь фонд, убрать правление фонда вместе с Меривезером и заняться управлением самостоятельно. Концепт, говорит Баффетт сегодня, был в том, чтобы терпеливо придержать все позиции фонда и постепенно ликвидировать его, как считал Баффетт, с приличной прибылью.

Это была главная идея, размера, соответствующего доступным наличным миллиардам компании Berkshire, но она не могла возникнуть в худшее время. Баффетт пытался уйти из офиса, чтобы попасть на день рождения внучки. В тот же вечер ему предстояло улететь в Сиэтл, чтобы присоединиться к группе друзей во главе с Биллом Гейтсом, которые планировали потратить почти две недели на тур по Аляске и национальным паркам Запада. Это было очень нехарактерное поведение; Баффетт обычно не интересовался пейзажами. Но близкая дружба с Гейтсом соблазнила его с женой Сьюзан вместе пуститься в это путешествие.

Он намеревался предлагать цену, и Баффетту нужно было обсудить это с Краусом по телефону прямо с просторов дикой природы. Именно так все и происходило, хотя нельзя сказать, что это не принесло разочарований. Достаточно сказать, что даже мегамиллиардер не может установить нормальную телефонную связь из бездонных глубин фьордов Аляски.

Тем не менее предложение цены в $4 миллиарда было сформировано за четыре сумбурных дня, при том что Goldman отказалась вкладывать в партнерство более $300 миллионов, и корпорацию AIG, по предложению Баффетта, попросили принять участие в сделке. Это предложение возникло потому, что у Баффетта были хорошие отношения с председателем совета директоров AIG Морисом Р. Гринбергом, и он посчитал, что этот жест может впоследствии только укрепить их. Еще одна сторона сделки предусматривала, что Goldman будет администратором фонда, как только собственность окажется в руках группы, предлагавшей цену.

Необходимо понимать, что группа собиралась купить, и по какой цене. Она хотела приобрести целый портфель и, соответственно, главный фонд, Long-Term Capital Portfolio L.P. У этого фонда было $1,5 миллиарда собственного капитала в пятницу, 18 сентября. К следующей среде, однако, когда Баффетт уже предложил цену, стоимость активов компании упала до $600 миллионов. Точную цифру никто не знал. В любом случае Баффетт, который никогда не переплачивал, хотел купить фонд со скидкой, и его цена была $250 миллионов. Если бы предложение было принято, деньги достались бы старым инвесторам фонда – включая команду менеджеров Меривезера, – и им тактично сказали, что фонд стоил $4,7 миллиарда в начале 1998 года и уменьшился в цене примерно до одной двадцатой части этой стоимости. Как только $250 миллионов были бы выплачены, группа Баффетта тут же вложила бы дополнительные $3,75 миллиарда, позволившие бы восстановить надежность собственного капитала фонда.

Давайте немного задумаемся над ценой в $250 миллионов. Как только эти деньги появились на арене, Меривезер, если бы ему дали время, по понятным причинам, попытался бы «поторговаться» в поисках большего количества денег. Но если мы говорим о предложении на $4 миллиарда, учитывая довольно неспокойный рынок, предложенной цене нельзя позволять задерживаться на месте. Так что Баффетт наложил строгие временные рамки на свое предложение. Предложение было отправлено по факсу Меривезеру в 11.40 в среду утром, и даны указания, что действует оно всего час и истечет в 12.30.