Ох, ты, вот уж действительно… Вертолёт замаскировали, а тут над левым карманом — русский флаг, над правым — чин и фамилия. Выражаясь научно — бывает! Они ведь садиться и в зрительный контакт с противником вступать не собирались. Так уж вышло!

Так кому в итоге не повезло?

Внезапно с близкой сопки часто забил тяжёлый пулемёт. Миллиметров двенадцать, если не четырнадцать. Фюзеляж загудел от нескольких попаданий, на лобовом стекле возникла чёткая белая борозда.

— Врёшь, падла, нас этим не возьмёшь, — оскалился Шорохов, ударил в ответ НУРСом. Попал не попал — пулемёт примолк.

— Взлетаем, Толя!

— Взлетай, я выскочу. Они, бля, там сейчас, небось, бумаги жечь начнут…

— Да плевать, не наша забота! Мы цель нашли, языка взяли…

Однако в крови у штурмана бурлил не только боевой адреналин. Хрена б ему, действительно, о чужих делах думать? Так нет! У любого должен быть свой Аркольский мост! Убьют — так и чёрт с ним. А последний шанс упускать — всю жизнь жалеть будешь.

Финогеев выдернул из зажима рядом с сиденьем штатный автомат.

— Прикрывай меня, Коля, а я им щас…

— Туман-два, Туман-два! — кричал Шорохов, подняв вертолёт на двадцать метров и зависнув напротив строений посёлка, из которых начали стрелять, и довольно дружно. — Высаживайте десант на пирс, прямо на лодки. — В мою сторону не работайте, там Финогеев!

— Какого… ему там нужно, — выругался командир ударной группы капитан второго ранга Туманов-второй. Очень ему хотелось ударить по объекту из всех стволов. Когда ещё придётся?

Однако просьбу-приказ младшего по чину и должности выполнил. В армии, если есть взаимопонимание и доверие — командует тот, кто лучше понимает обстановку. Сколько раз бывало, когда взводные и ротные своевременными и грамотными решениями командиров полков выручали.

Чисто для психологического воздействия «восемьдесят пятые» кружили над фьордом и посёлком, демонстрируя готовность спалить здесь всё к чёртовой матери. Грохот двигателей, отчётливо видимые снизу пилоны с десятками смертоносных ракет, ищущие цель стволы пушек и пулемётов.

Два «пятьдесят первых» с десантом рискованно сблизились, коснулись колёсами узкого, как школьная линейка, пирса, вдобавок — перехлёстываемого боковой прибойной волной. Пилоты виртуозно манипулировали ручками управления и газа, удерживая машины в неустойчивом равновесии.

Двадцать морпехов спрыгивали с кормовой аппарели и из боковых дверок, бросались — вправо-влево, по намеченному уже в полёте плану — на палубы субмарин.

Опять лишние секунды проспали подводники. Если бы немного раньше, с первым звуком приближавшегося вертолёта, дежурные расчёты по тревоге выбежали к пушкам и пулемётам — совсем другая могла получиться картина — из стомиллиметровки в упор по садящемуся рядом вертолёту — вообразить страшно, как бы такое выглядело. Из спаренного «гочкиса» — немногим лучше.

Зато теперь — как на отработке упражнения «семь-восемь» на Оленегорском полигоне. По возникшей из рубочного люка голове — точный удар затыльником приклада, из палубного — специально окованным по ранту ботинком. И следом, вниз — дымовая граната с хлорацетофеноном. Ужасная вещь — в тесных отсеках ничего не увидеть, а тысячи острейших крючков раздирают глаза, носоглотку, бронхи… Легче умереть.

В это время лейтенант Финогеев, непременно решивший поймать за хвост чересчур близко подлетевшую «птицу счастья», в несколько бросков добрался до торца дома, определённого им как штабной. С какой бы другой радости над ним торчала десятиметровая антенна с несколькими решётками и симметрирующими петлями? Из обращённых к пляжу окон часто били несколько автоматов и ручной пулемёт. Смысла в этом сопротивлении — никакого, при наличии подавляющего превосходства противника и в численности, и в огневой мощи. А вот поди ж ты…

Ещё один транспортный вертолёт заходил со стороны берега — несколько минут подождать, он зависнет прямо над посёлком и высадит десант. Ребята сработают как надо, сомнений нет, но минуты на три-четыре они явно запаздывают. А кроме того, лейтенанту ну просто хотелось слегка блеснуть. Не всё же ждать почти бесперспективной выслуги, раз в неделю выполняя скучные подскоки с палубы и учебный поиск не менее учебного радиобуя, имитирующего вражескую подводную лодку.

А тут вдруг — шанс, как у флотских мичманов, сходивших на сухопутные позиции Порт-Артура, как у пресловутого, в тысячах анекдотов прославленного Луки Пустошкина, придумавшего атаковать японцев на суше минами заграждения. Кто догадается — как, получит приз.

Злой был сегодня лейтенант Финогеев. На чистый убой их с командиром послали. Горючки — в один конец, все силы вражеского ПВО — ваши. И спасибо, если живой прилетишь, едва ли скажут. Слетал — и слетал. Лишняя запись в лётную книжку. И тройной суточный оклад. Нам — самый риск, а ордена — вам?

Давайте чуть иначе попробуем!

Прижавшись к сложенному из крупной гальки на цементе цоколю, штурман прикинул — с фронта ничего не выйдет. Шлёпнут при первой же попытке высунуться. А если с тыла?

Была б у него пара гранат — совсем другое дело. Но чего нет — того нет. Откуда у штурмана разведывательного вертолёта гранаты? Хорошо, хоть один на двоих ППС со сдвоенным магазином выдали. Ну, и пистолеты в кобурах — вот и весь арсенал.

Зато сзади барака он увидел малозаметную дверь, выходящую на бетонированную дорожку, к кирпичному гальюну и длинному одноэтажному сараю. Годится.

Самое смешное — дверь была не заперта.

Финогеев ворвался внутрь, сообразил, откуда стреляют. С порога длинной очередью, патронов на двадцать, расстрелял всех, кто работал у станкового «гочкиса», и пристроился у боковых окон со старыми «мадсенами». Сразу же — налево по коридору, к очередной двустворчатой двери.

Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать.

Настоящий штаб соединения. Большая комната, несколько столов посередине, заполненные картонными папками шкафы у стен. Ящик мощной радиостанции в специальной выгородке, ещё одно электромеханическое устройство, с первого взгляда не идентифицируемое. Возле него суетятся сразу три человека. И — самое ценное — штук пять больших плексигласовых планшетов с контурными картами морей и берегов, с нанесённой дислокацией лодок и колонками цифр на полях. Здесь штурману объяснять не надо, что почём. За одни эти карты им флотские разведчики руки должны целовать…

Всего в комнате — семь операторов, или хрен их знает, может — это как раз и есть командование. Нет, не семь их, восемь. Восьмой как раз поднимал пистолет, прячась за вешалкой с мокрыми брезентовыми плащами. Салага, лет двадцати пяти, рыжий, губастый… Пистолет неизвестной конструкции, очень длинный…

Всё это успел заметить за полсекунды Финогеев.

У морского штурмана-бомбардира реакция многократно быстрее, чем у любого шпака[175], тем более — из числа заплывших мозговым жиром европейцев.