Макс стоял на коленях перед камином, отделанным сланцем; Кейт подошла к столу, накрытому толстым стеклом, и поставила поднос. И тут заметила под стеклом в углу две фотографии. На одной была она сама – когда играла с Сэмом в снегу на горной лужайке в Утюгах. А на другой – темноволосая женщина, по обеим сторонам которой стояли мальчик-подросток и девочка: снимок был сделан во дворе у Макса. Все трое были одеты в шорты и держали теннисные ракетки, словно только что с корта, с раскрасневшимися лицами и растрепавшимися волосами. Кейт не могла остро не позавидовать – но ведь Максу столько лет, что неудивительно, что он женат, даже если уже развелся.

– Это ваши дети?

Он повернулся – посмотреть, о ком она спрашивает, – затем покачал головой:

– Племянник и племянница. А это моя сестра Марти. Она профессионально играет в теннис в одном из частных клубов неподалеку от Вашингтона, но когда они в последний раз были здесь, эти маленькие дьяволята посрамили нас обоих, не только меня. Наверное, это генетическое – мой отец тоже в свое время был профи. Он рано взялся за нас с Марти – хотел быть уверенным в том, что мы получим стипендию для обучения в колледже, на случай если с ним что-то случится. Я всегда подозревал, что это не просто так, но…

– Так вы не были женаты? – Макс даже не обернулся, просто покачал головой. – Как же так?

В этот раз он пожал плечами:

– Был слишком занят, поглощен работой – кто знает?

– Даже и близко не было? – Кейт понимала, что стоит остановиться, но не могла.

Макс ответил не сразу – может, хотел дать ей понять, что она переступила черту.

– Один раз я задумывался об этом, но все же не сказал бы, что к свадьбе было близко. – Он поднес спичку к свернутым газетам, которые засунул под решетку, и спросил: – А вы удивились, когда ваши родители развелись?

– Не особо. – Когда Макс отодвинулся от камина, чтоб было не так жарко, Кейт тоже села на пол, скрестив ноги и наклонившись, чтобы можно было смотреть на языки пламени, лизавшие кору техасского кедра цвета ржавчины. – Они разошлись сразу после того, как я поступила в колледж, продали дом, в котором я выросла, и разъехались в разные стороны. Мне было семнадцать, я специализировалась на премедикации, но сколько себя помню, я рисовала, так что летом пошла на уроки рисования, чтобы побольше узнать о методах и материалах. Однажды летом устроилась рисовать раскадровки для аниматоров, училась раскладывать изображение на слои – оказалось, что это очень полезно для медицинских иллюстраций. Я вспомнила об этом, когда вы сказали, что можно наложить друг на друга полученные срезы и сделать объемную голову. – Кейт умолкла. – Нет, я знала, что у родителей проблемы… в смысле, помимо меня. Я думаю, это просто была последняя соломинка, сломавшая спину верблюда.

– Почему вы так говорите?

Кейт уставилась на огонь, вспоминая.

– После того как мы переехали из маленького домика в центре Иллинойса в пригород Чикаго, кое-что изменилось. Мне тогда было десять лет. Новая школа оказалась намного больше, и учителя разрешали детям разговаривать в любое время. Я не сразу поняла, что делать. Один из учителей постоянно обвинял меня в том, что я невнимательна, и заставил меня сесть на первую парту, словно я отсталая. Мама решила, что у меня что-то не то со слухом, и водила меня по врачам, но те сказали, что с ушами у меня все нормально. Отец обвинил меня в том, что я делаю это лишь для того, чтобы поднять суматоху и привлечь внимание. В любом случае, с этого начались все раздоры.

– Делали «это»? Что – «это»?

– Я не знаю… упускала все.

– Вы это имели в виду, когда сказали, что уж точно знаете, что не глухая?

Кейт кивнула:

– За все эти годы меня часто обследовали, и всегда – с одним и тем же результатом. Со слухом у меня все в порядке.

– Вы не много пропустили, если в семнадцать пошли в колледж, уж не говоря о мединституте. – Щелкнуло кедровое полено, во все стороны полетели искры, Сэм убежал за диван. Кейт хотела подняться, но Макс взял ее за руку и положил ее ладонь между своими, чтобы она не уходила.

– Все нормально. Расскажите мне, что происходит, когда вы «что-то упускаете».

– Наверное, я легко отвлекаюсь, потому что… то есть, иногда кажется, что я просто теряю нить разговора. В основном когда происходит слишком много событий одновременно, или когда шумно. Я как будто не могу сосредоточиться или сфокусировать мысль, или… не знаю, сложно описать.

Макс кивнул, помолчал, и Кейт пожалела, что вообще открыла рот. Ей не хотелось, чтобы Макс думал, будто она пытается оправдаться за то, в чем сама виновата. Но она ведь не нарочно. Иногда удавалось предсказать, когда это случится, иногда нет. В этом и заключалась самая большая проблема. Но Кейт на самом деле не понимала, в чем именно проблема, осознавая лишь то, что что-то не так.

– Кейт, я не знаю, как это сказать, – начал Макс, не глядя на нее. Она слышала такое и раньше, и знала, чего ждать – очередной совет собраться. Стараться еще больше. – Но из вас получился бы чертовски хороший врач, благодаря вашим аналитическим способностям и внимательности. Если вы когда-нибудь поймете, что хотите вернуться, – у меня тут среди медиков много друзей, и я за вас в любой момент готов замолвить словечко. – Кейт смотрела прямо вперед, боясь, что неправильно поняла его слова. – Но мне, естественно, не хочется, чтобы пропал другой ваш талант – ваш личный способ выражать идею с такой гибкой жизненной силой. Этому вас не учили. Это рождается благодаря вашим чувствам и образу мыслей, а не только тому, что вы видите.

Кейт продолжала улыбаться, пока Макс не протянул руку и не повернул ее голову так, чтобы она посмотрела на него.

– Когда вы вот так просто уехали, я вышел из себя. Сначала рассердился. Господи, я злился на вас! За то, что из-за вас почувствовал себя таким беспомощным. Потом начал волноваться, как чувствуете себя вы, уехав куда-то одна. А теперь… кажется, я начинаю понимать то, чего не мог понять раньше. Когда этот болван вас уволил, у вас снова возникло дежа вю, да? Только в этот раз из-за меня, а не из-за родителей.

– Что-то вроде, – призналась Кейт, и тут до нее дошло, что Макс может быть недоволен тем, что она сделала или не сделала, но все равно оставаться рядом. Как Сэм. – Только из мединститута меня не выгнали, – добавила она, чтобы расставить все по местам. – Я ушла, потому что мне это показалось правильным решением.

Синие глаза Макса рассматривали Кейт, и от этого взгляда она чувствовала себя почти голой.

– Я кое-что вспомнила. – Она вытащила руку из его ладоней, вскочила и побежала вверх за маленькой коробочкой, которую спрятала в чехле от фотоаппарата; потом быстро вернулась, села на пол, и отдала коробочку Максу.

– Это ожерелье вашей бабушки. Клео попросила меня отвезти его еще до… ну, понятно. – Макс открыл коробку и уставился на ожерелье – он смотрел так долго, что Кейт стало интересно, о чем он задумался. – Должно быть, ваша бабушка была интересным человеком, – начала она, надеясь, что он расскажет побольше о женщине, занимавшей особое место в его сердце.