Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Декларация Пауля утверждает доход в 57 700 рейхсмарок в год до апреля 1938 года и активы в 4 368 625 рейсхмарок. Перечень довольно любопытен, поскольку дает представление о частных финансовых делах Пауля. По нему видно, например, что Гермина задолжала ему 107 512 рейсхмарок (предположительно займы на покрытие долгов от содержания школы), и что у него в собственности есть гобелен XVI века стоимостью 15 000 рейхсмарок, скрипка Страдивари 1716 года стоимостью 30 000 рейхсмарок и альт работы Антония и Иеронима Амати стоимостью 10 000 рейхсмарок — этот последний инструмент компания Machold Rare Violins 15 апреля 2002 года оценила в 1,8 миллиона долларов. Среди картин, общая стоимость которых была установлена в 70 080 рейхсмарок, у него был портрет Юджинии Графф (Мадам Поль) кисти Моне (теперь в Fogg Art Museum в Гарварде) и Die Quelle des Übels («Источник зла») Джованни Сегантини, который Карл купил на невероятно успешной выставке сецессиона в 1898 году.
В 1938 году ее оценили в 26 000 рейхсмарок. В конце перечня, там, где осталось место для заметок, Пауль приписал:
Этот перечень был заполнен, но я и мои сестры, Гермина и Хелена Зальцер (урожденная Витгенштейн), все еще находимся в процессе освобождения от этих обязательств. Мы уверены, что наш дед, Герман Христиан Витгенштейн, не был полным евреем по крови. Его внешность и образ жизни, внешность его прямых потомков — наглядное тому доказательство, и Бюро генеалогических исследований [в Вене] начало расследование, чтобы установить, правильно ли наше свидетельство. Если это так, тогда мы только на две части евреи, и я бы хотел указать, что все члены семьи Витгенштейнов 100 лет рождались и воспитывались как христиане. Семья происходит из Германии и приехала в Австрию в 1850 году[422].
Пауль был убежден, что единственный разумный план действий — покинуть Австрию, он не мог думать или говорить о чем-либо еще. Ему, патриоту, австрийцы разбили сердце, с огромным энтузиазмом вероломно продавшись немцам на гитлеровском апрельском референдуме 1938 года. И даже если бы Бюро генеалогических исследований Рейха присвоило ему статус Mischling, ему все равно запрещалось преподавать и выступать. Гермина могла дистанцироваться от мировых проблем и довольствоваться малым. Она думала: худшее, что может с ней случиться, это что несколько друзей перестанут здороваться с ней на улице. Пауль терял гораздо больше. Гермина писала:
Пауль страшно страдал во время долгих ежедневных прогулок из-за отвратительных запретов, которые грубейшим образом угрожали на каждому шагу и задевали его самолюбие. Он вел себя как человек, сами устои жизни которого были разрушены[423].
Коль скоро у него были деньги за границей, власти не собирались его отпускать. Для начала ему приказали перевести весь иностранный капитал в Рейх, потом заплатить 25 % Reichsfluchtsteuer (налог на эмиграцию) и все остальные налоги, придуманные режимом для того, чтобы грабить эмигрирующих евреев. Только тогда они рассмотрят его запрос на эмиграцию. Но даже если бы Пауль и захотел подчиниться правительству, он не смог бы этого сделать, потому что его иностранные активы были заперты в швейцарском трасте до 1947 года. Единственной надеждой для Пауля было бежать из страны и пытаться получить доступ к швейцарским фондам, когда он будет в безопасности за границей. В его паспорте стояла действующая швейцарская виза, но ему нужно было еще и разрешение на выезд из Остмарка.
У Марги в Англии они часто играли по вечерам в салонные игры, устраивали викторины по классической музыке. Во время одной такой игры Марга и Пауль поняли, что они оба знают либретто к разным операм Моцарта наизусть, так что могут общаться при помощи цитат, не вызывая подозрения цензоров. Например, намерение Пауля приехать в Лондон было выражено фразой: Due parole. Эти слова произносит граф Альмавива в 6-й сцене I акта «Женитьбы Фигаро» Моцарта, прежде чем заявить, что он едет в Лондон. Марга, проводившая долгие часы, разгадывая зашифрованные послания в музыкальных играх с Паулем на каникулах у моря, точно знала, что означает эта фраза. Так созрел план найти для венских властей разумный повод позволить Паулю ненадолго поехать в Англию. Марга прислала письма на фальшивых бланках Gunfield Concert Agency, сообщая Паулю сроки серии фортепианных вечеров, куда были приглашены также музыковеды Эрнест Уолкер и Дональд Фрэнсис Тови. Эти несуществующие выступления изначально были запланированы на май, но Пауль не смог получить визу, так что она перенесла даты и прислала ему еще один договор на середину июня. И снова Пауля остановили власти, и он отправил телеграмму, чтобы предупредить, что ничего не вышло. 17 июня в Лондон приезжала Гретль, она собиралась остановиться в гостинице на Эбери-стрит. Пауль телеграфировал Марге: «ОНА ХОЧЕТ ВСТРЕТИТЬСЯ ТОБОЙ ОКСФОРДЕ ИЛИ ЛОНДОНЕ — ПОЖАЛУЙСТА ДАЙ ЗНАТЬ В GORING»[424]. Но через два дня ему пришлось отправить еще одну телеграмму: «МОЙ ЗЯТЬ СТОНБОРО ВНЕЗАПНО УМЕР СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ТОЧКА СЕСТРА ПРИЕДЕТ ПОЗЖЕ ТОЧКА СЕРДЕЧНЫЕ ПРИВЕТСТВИЯ И СОЖАЛЕНИЯ — ПАУЛЬ»[425].
Гретль приехала в Англию через несколько дней после похорон Джерома и ненадолго встретилась с Маргой в Лондоне. Потом она отправилась в Кембридж и вручила Людвигу две контрабандные посылки с ювелирными изделиями и музыкальными рукописями, принадлежавшими разным членам семьи: Соната для фортепиано, опус 109 Бетховена; Симфония № 90 до мажор Гайдна; Концерт для скрипки ля мажор Моцарта; ранняя кантата Баха (Meine Seele) и два фортепианных концерта Моцарта (К 238 и К 467). Она попросила Людвига присмотреть за ними, когда-нибудь они могут понадобиться брату и сестрам в Австрии. Людвиг положил посылки в сейф в Barclays Bank на Беннет-стрит; кроме него, еще два человека (Джон Мейнард Кейнс и Пьеро Сраффа) имели право их забрать.
Марга, тем временем, проводила собственное расследование, как получить британский паспорт для Пауля. В одном из зашифрованных писем Пауль предложил ей съездить к Людвигу, который, как он считал, сможет потянуть за ниточки. Встреча состоялась в гостинице в Лондоне и закончилась, к изумлению Марги, через десять минут. Последовало долгое молчание, его наконец нарушил Людвиг:
— Теперь все ясно.
— Но я проделала такой путь из Саутволда до Черинг-кросс ради вашего брата, я надеялась, вы хотя бы пригласите меня на ланч!
— Что ж, если вы хотите, ладно, — сказал Людвиг устало, — но что еще вы хотите мне сказать?
— Давайте подождем, — ответила Марга, — мне обязательно что-нибудь придет в голову[426].