Пауль без промедления отреагировал на эти притеснения. Он упаковал сумки, взял столько ценностей, сколько сумел распихать по карманам или спрятать в подкладке чемодана. Впервые он упаковывал все сам, но только потому, что не хотел, чтобы слуги в Пале или кто-либо еще знал, что он делает. Он ушел из дома, не попрощавшись, поймал такси до вокзала и сел на поезд в сторону австро-швейцарской границы. К его удивлению и великому облегчению, ни немецкие, ни швейцарские пограничники не пытались его остановить. Как только он благополучно пересек границу, он отправил Хильде указание паковать вещи и немедленно вывозить детей из Австрии. Сначала ей следовало ехать в Италию и ждать на итальянско-швейцарской границе, пока он не оформит въездные визы. Каролина Ролли, ее пятидесятитрехлетняя служанка из Нимфенбурга в Баварии, много путешествовала: она работала в Англии и посещала Чикагскую всемирную выставку в июле 1933 года. Ее не держали в Вене личные привязанности, она не любила нацистов и обожала детей, а те называли ее «тетушкой». Без лишних размышлений она согласилась сопровождать их в изгнание. Было жизненно важно уехать прямо сейчас и никому не говорить, куда: как только полиция узнает, что Пауль за границей, их всех могут арестовать.

Еще важнее, чтобы Хильда ни словом не проболталась отцу. Франц Шания был одним из миллионов австрийцев, приветствовавших новый режим[433].

Он всегда был перебежчиком и быстро переходил к тем, у кого хлеб гуще намазывали маслом. В 1932 году он был членом красной социал-демократической партии, но после неудавшегося мятежа в феврале 1934 года перешел в фашистский Отечественный фронт. После погромов «Хрустальной ночи» в ноябре 1938 года он переехал в квартиру на Кандльгассе (недавно экспроприированную у еврейской семьи), присоединился к нацистскому Движению за благосостояние, известному как Nazionalsozialistische Volkswohflahrt, и действовал в качестве «блокхельфера»: отвечал за распространение нацистской пропаганды среди жителей своего многоквартирного дома, передавал информацию о жильцах и их политической лояльности партийному «блокляйтеру». В 1940-х годах из дома на Кандльгассе, 32, депортировали десять евреев. Франц Шания остался жить в квартире № 19 по этому адресу до своей смерти в феврале 1970 года.

В Вене Пауль проигнорировал запрет на преподавание и написал каждому студенту Консерватории, пригласив на бесплатные частные уроки в Пале Витгенштейн: «Не хочу, чтобы вы страдали от перерыва, какими бы радикальными политическими изменениями он ни был вызван»[434]. Некоторые отказались от предложения по той причине, что он еврей, но многие пришли. И вдруг, когда они в конце августа 1938 года приходили на занятия, слуги в Пале сказали им: «А его нет!» Куда бы не кинулись его искать, везде слышали то же самое: «Его здесь нет!» Так что вскоре прошел слух, что он покончил с собой — теперь уже четвертый брат в семье Витгенштейнов.

В Вене продолжались попытки установить, был ли Герман Христиан Витгенштейн бастардом принца Георга Вальдека и Пирмонта или законным сыном Моисея Майера из Корбаха. Дело лишь усложнялось тем, что в Венском городском архиве нашли семейное древо, очевидно, составленное в 1935 году кем-то посторонним, согласно которому выходило, что он был сыном Хирша Витгенштейна, еврея из Билефельда. Специалистов по генеалогии отправили в оба места, но нигде не нашлось никаких записей о рождении Германа Христиана. Семья считала это маленькой победой, ведь если его нет в еврейских метриках, нельзя утверждать, что он еврей.

Чиновников из Бюро генеалогических исследований Рейха в Берлине не удовлетворили эти аргументы, и в конце сентября двоюродная сестра Витгенштейнов Бригитта Цвиауэр (внучка Милли, сестры Карла) отправила туда стопку фотографий с копиями свидетельств о крещении и семейным древом, чтобы подкрепить своим авторитетом их притязания. Она утверждала, что ни сам Герман Христиан, ни кто-либо из его одиннадцати детей не похожи на евреев — это могло показаться легкомысленным аргументом, но эксперты Бюро относились к вопросу внешности очень серьезно. Еще она настаивала, что Герман был бесцеремонным антисемитом. Старшее поколение Витгенштейнов, по ее словам, стыдилось того факта, что он незаконнорожденный, вот почему об этом никогда не говорили, но теперь, когда это так важно, даже они готовы признать, что это правда. Похоже было, что фрау Цвиауэр «хватается за соломинку», но, возможно, самым убедительным из ее аргументов было свидетельство о крещении Германа Христиана в 1839 году — единственный документ, находившийся в распоряжении семьи, где подтверждались дата и место рождения в Корбахе, что опровергало линию исследования Билефельда — Хирша.