Я положил на бумажную тарелку несколько кусков пиццы и передал ей.

– Ладно, живи пока.

– Так вот, Кэррин, – кивнула Джорджия, сложив руки на груди. – Если не хотите платить потом двадцать пять тысяч за операцию и отходить от нее семь-восемь месяцев, вам нужно в больницу.

Мёрфи нахмурилась, но кивнула.

– Только дайте уж сначала поесть. Умираю с голода.

– Пойду, подгоню машину, – сказала Джорджия и повернулась к Билли. – Проследи, чтобы на ногу не приходилось веса, когда вы будете спускать ее. И держите ее вытянутой.

– Понял, – сказал Билли. – Фил, Грег. Возьмите это одеяло. Сделаем из него носилки.

– Я не маленькая, – возмутилась Мёрфи. Я положил руку ей на плечо.

– Спокойнее, – негромко сказал я. – Ребята знают, что делают.

– Я тоже.

– Ты ранена, Мёрф, – возразил я. – Будь ты одним из своих подчиненных, ты бы приказала себе заткнуться и не создавать лишние проблемы.

Мёрфи испепелила меня взглядом, но промолчала, поскольку рот ее был занят большим куском пиццы.

– Угу, – кивнула она, прожевав. – Я знаю. Просто терпеть не могу оставаться не у дел.

Я только хмыкнул.

– Чего собираешься делать дальше? – спросила она.

Я покачал головой.

– Допить колу. Дальше этого пока не заглядываю.

– Ладно, Гарри, – вздохнула она. – Послушай, через часа три-четыре я буду дома. Покопаю еще – посмотрю, не найдется ли чего на Ллойда Слейта. Будет нужна информация или что еще, звони.

– Ты бы отдохнула, – посоветовал я.

Она опустила взгляд на свою ногу и раздраженно поморщилась. Колено распухло вдвое больше нормального.

– Похоже, у меня будет полно времени для этого.

Я снова неопределенно хмыкнул и отвел глаза.

– Эй, Гарри, – окликнула меня Мёрфи. Я не поднял взгляда, так что она вздохнула и продолжала. – В том, что со мной случилось, нет твоей вины. Я знала, чем рискую, и пошла на это.

– Тебя никто не обязывал.

– И не смог бы. Просто мы живем в несовершенном мире, Дрезден. Это я на случай, если ты сам этого еще не понял, – она толкнула меня в ногу локтем. – И потом… Тебе повезло, что я там была. Насколько я понимаю, обула их именно я.

Боюсь, я не совсем совладал с улыбкой.

– Чего-чего? Что ты сделала?

– Обула, – повторила Мёрфи. – Обула кое-кого и надрала задницу. Я уложила вурдалачиху, и я же покрошила голову этого чертова дерева бензопилой. Да и огра покорябала. А что делал ты? Так, шкурку опалил. В общем, оказывал посильную помощь.

– Ну, да. Правда, я его еще сначала в бензине искупал.

Она снова фыркнула и впилась зубами в пиццу.

– Заткнись.

– Как скажешь.

– Три – ноль в пользу Мёрфи.

– Но ты же не одна все это провернула.

– Обула их я.

Я поднял руки вверх.

– Ладно, ладно. Ты… ты обула их, Мёрф.

Она фыркнула и чуть не поперхнулась колой.

– Тебе повезло, что я там была.

Я сжал ее плечо и кивнул.

– Да. Спасибо, Мёрф.

Мёрфи улыбнулась. Один из «Альфы» махнул нам рукой со своего наблюдательного пункта у окна.

– Машина ждет.

Билли и двое приятелей расстелили одеяло на полу и осторожно переложили Мёрфи на него. Она закатила глаза и стиснула зубы – даже осторожное движение причиняло ей боль.

– Звони, – сказала она.

– Обязательно.

– Смотри, осторожнее, Гарри, – она махнула рукой, и ее вынесли на лестницу.

Я взял себе еще пиццы, вежливо поболтал с кем-то из «Альфы» и смылся из переполненной гостиной на лоджию, закрыв за собой скользящую остекленную дверь. Единственным источником света служил здесь фонарь на стоянке, так что большая часть лоджии пряталась в тени. Ночь надвигалась со всех сторон, но даже так здесь казалось не так угнетающе тесно, как в комнате.

Я смотрел, как Билли и другие ребята из «Альфы» усаживают Мёрфи в микроавтобус, и тот выруливает на улицу. Потом сделалось так тихо, как только возможно в Чикаго. Слышалось только шипение шин по асфальту, прерываемое время от времени сиренами, гудками, скрежетом тормозов, лязгом и стрекотом одинокого сверчка в одном из соседних домов.

Я поставил бумажную тарелку на деревянные перила, зажмурился и сделал глубокий вдох, пытаясь прояснить голову.

– Десять центов, чтобы узнать, о чем вы думаете, – произнес негромкий женский голос.

От неожиданности я едва не свалился с лоджии. Я задел рукой бумажную тарелку, и пицца шлепнулась на асфальт внизу. Я резко обернулся и увидел Мерил, сидевшую на табуретке в дальнем, темном углу лоджии. Собственно, все ее крупное тело виднелось только сгустком темноты, в котором поблескивали отраженным светом глаза. Она проследила взглядом мою падающую тарелку и вздохнула.

– Простите.

– Не за что, – возразил я. – Просто я сегодня немного того, нервный.

Она кивнула.

– Я слушала.

Я кивнул в ответ и снова уставился в темноту. Некоторое время она молчала.

– Это больно? – спросила она, наконец.

Я вяло помахал забинтованной рукой.

– Ну, есть немного.

– Не это, – сказала она. – Я имела в виду, видеть, как страдает твой друг.

Часть моих беспорядочно метавшихся мыслей сплелась в горячую злость.

– Что это за вопрос?

– Достаточно простой.

Я сердито припал к своей банке колы.

– Конечно, больно.

– Вы не такой, каким я вас себе представляла.

Я хмуро оглянулся на нее через плечо.

– О вас много чего рассказывают, мистер Дрезден.

– Все врут.

Она блеснула зубами.

– Не все из этого плохое.

– По большей части хорошее или по большей части плохое?

– Это смотря кто говорит. Большинство сидхе полагает, что вы – занятный смертный питомец Мэб. Вампиры считают, что вы псих, помешанный на мести и разрушении. Что-то вроде испанской инквизиции из одного человека. Большинство имеющих отношение к магии считает вас опасным, но не лишенным ума и заслуживающим уважения. Извращенцы считают вас громилой или пережитком старого. Нормальные считают вас уродом, пытающимся лишить людей честно заработанной наличности… кроме, пожалуй, Ларри Фаулера, который, возможно, снова хочет заполучить вас к себе на передачу.