Верховный жрец сглотнул, потер переносицу, словно что-то вспоминая, потом коротко кивнул, встал и с силой вбил свой жезл в пол:

– Я говорю голосом Бастарза: ты – услышан! У-уэй!!!

Дав аннарам свыкнуться с мыслью о том, что уже на рассвете следующего дня весь Шаргайл превратится в один большой военный лагерь, Неддар приподнял правую руку и легонечко шлепнул по подлокотнику:

– Крейн?

– Да, адвар?

– Через час я привезу в ваш сарти тело твоего сына. Через два ты отправишь два десятка воинов в Туманный Овраг и четыре – в Бочаги…

Старший отец склонил голову в жесте повиновения.

– Мест для засады было два. Если тех, кто ждал меня в Бочагах, предупредили, что покушение состоялось, то метатели, скорее всего, уже уничтожены, а те, кто из них стрелял, разбежались по окрестным лесам. Так вот, твоя основная задача – собрать все, что осталось от этого оружия, найти как можно больше тех, кто знает, как они устроены, и приволочь их в Шаргайл… Варраз?

– Да, адвар?

– Отправишь три десятка воинов в Увераш. Арестуешь леди Марзию и ее телохранителя за соучастие в покушении на короля…

Острый Коготь прижал кулак к левой половине груди.

– Все остальные воины займутся подготовкой к вейле’хаару…

– А те, которые сейчас находятся вне Шаргайла? – поинтересовался Лерий.

– У них своя задача… – оскалился король. – Они будут вырезать Пепельное братство…

Девятый день второй десятины третьего травника

Двуликий в бешенстве: он, еще совсем недавно хоть изредка да поглядывавший на меня, не просто повернулся спиной, но и расправил свой плащ на моем Пути. Впрочем, я его понимаю – с его стороны мои метания по дорогам Голона, Эркуна и Увераша должны казаться попытками избежать Темного Посмертия.

Изменение отношения Бога-Отступника чувствуется во всем – в постоянном тумане в голове, не дающем сосредоточиться. Во все усиливающейся слабости, справляться с которой помогает только ЕГО Благословение. В приступах апатии, перемежающихся со вспышками бешенства, во время которых я то не реагирую практически ни на что, то превращаюсь в кровожадное чудовище, бросающееся чуть ли не на каждого хейсара, попавшегося на пути.

Эти самые вспышки бешенства бесят сильнее всего: стоит мне увидеть мужчину в ара’д’ори, как мои губы сами по себе шепчут «Элмао-коити-нарр», руки стискивают посох, а перед глазами возникает пламя малого погребального костра, в котором я собственноручно сжег язык Мэй.

Горцы – как правило, десятники в патрулях и старшие в караулах у въездных ворот крупных городов, – не боящиеся никого и ничего, увидев меня, несущегося в атаку, сначала каменеют, затем падают на одно колено и склоняют голову к правому плечу, ПОДСТАВЛЯЯ ПОД УДАР ШЕЮ! Все до единого – от ори’шеров, давно научившихся выдержанности, до ро’ори, которые должны вспыхивать, как солома.

Убивать сдавшихся я почему-то не могу даже в этом состоянии, поэтому останавливаюсь и опускаю посох. Потом вглядываюсь в их глаза, вижу чувство вины, которое они испытывают передо мной, и проваливаюсь в бездну отчаяния: они знают о том, что сделал Унгар. И тоже ищут. Увы, безрезультатно.

Приблизительно так же я должен реагировать на членов Пепельного братства – я прекрасно помню, что «пел» голос, пытаемый Латирданом. Но Двуликий зачем-то уводит Серых с моего пути: я не нахожу их ни в удобных для засад местах на трактах и дорогах, ни в подворотнях ночных городов, ни в известных мне притонах.

Это странно. Нет, не странно – невыносимо: отсутствие возможности утолить жажду крови убийством тех, кто хотя бы косвенно виноват в похищении Мэй, сводит с ума. И добавляет жара в пламя ненависти, выжигающее мою душу…

…В забытую Богами деревеньку с омерзительным названием Болото мы вошли с последними лучами заходящего солнца. И, пройдя по единственной улице до постоялого двора, над дверью которого вместо вывески висел стоптанный сапог, ввалились внутрь.

При виде нас лица хозяина, пары подавальщиц и десятка посетителей залила мертвенная бледность. Впрочем, об учтивости они не забыли – первый арбалетным болтом вылетел из-за стойки и что-то пролепетал, а остальные сложились в таких глубоких поклонах, как будто увидели по меньшей мере принца крови.

– Быстрого Посмертия тебе, Идущий… – запоздало расслышал я и вдруг почувствовал, что приветствие хозяина – не просто слова, а крик души.

Большой палец правой руки сам собой скользнул по зарубкам, нащупал последнюю и замер в неподвижности: Путь был пройден. Уже давно. А я все еще ходил по Горготу…

«Это не приветствие, а пожелание скорой смерти…» – отрешенно подумал я, шагнул вперед, вопросительно выгнул бровь и тут же почувствовал, как из-под лопнувшей коросты потекла сукровица.

За трое суток, которые прошли с нашего предыдущего появления, хозяин не успел забыть заданные мною вопросы, поэтому испуганно развел руки в стороны и замотал головой, старательно отводя взгляд от моего изуродованного лица:

– Не было! Ни одного хейсара!! Клянусь всеми Богами!!!

– Не было, ваша милость… Я – не видел… Ни одного чужака… – перебивая друг друга, затараторили посетители, а одна из подавальщиц украдкой начертила перед собой отвращающий знак.

– Надысь мой Рапша с охоты вернулся, так я и его поспрошала… – подала голос вторая. – Грит, не видел. Ни чужих, ни свежих следов…

Я мрачно кивнул, развернулся на месте и двинулся обратно к двери.

– Ваш-мл-сть, куда вы на ночь глядя? Мож, переночуете? – предложила она же. – Я б вам одежку простирнула тай заштопала…

При слове «переночуете» перед моими глазами возникла алая пелена, а ноздри явственно ощутили запах гари и паленой плоти.

Рука, как раз коснувшаяся двери, выбила ее наружу с такой силой, что чуть было не сорвала с петель, а метнувшаяся навстречу притолока еле-еле разминулась со лбом.

– Ваша милость, вам надо выспаться и нормально поесть… – догнал меня голос Шалого. – А еще тут, в Болоте, есть неплохой лекарь, который может обработать ваши ожоги…

Его слова, как, впрочем, и все, что не касалось поисков Унгара, скользнули по краю сознания и канули в небытие – вокруг было светло. А значит, можно было пройти вдоль дороги еще несколько перестрелов, высматривая следы тех, кто с нее съезжал…

…На утоптанную тропу, оставленную коровьими копытами, я наткнулся уже при свете Уны. Оглядел, задержал взгляд на отпечатавшемся в глине следе босой ступни и двинулся было дальше, но услышал усталый голос Арвена:

– Куда вы, ваша милость? А проверить эти?

Я равнодушно пожал плечами – мол, то, что эти следы оставило стадо коров, а не лошади, я вижу даже в полумраке, – привычно перетерпел боль в ранах и поплелся дальше.