То, что ситуация вышла из-под контроля федеральной власти, стало очевидно, когда переизбранный на новый президентский срок Дмитрий Медведев уже через год согласился на начало процедуры отделения СКФО от России. Старт был дан заявлением главы Чечни Рамзана Кадырова о непризнании Медведева в качестве вновь избранного президента и выходе Чеченской Республики из состава РФ. Понятно, что возникли чрезвычайные обстоятельства – удачное покушение на полномочного представителя президента, массовые выступления в Москве северокавказских диаспор с требованием подписать указ о предоставлении суверенитета как ответ на участившиеся убийства кавказцев в Москве – всё это сыграло свою роль. Но то, что Медведев в этом вопросе зависел от позиции нового премьера Михаила Прохорова, настоявшего на начале подготовки процедуры пересмотра конституции, не могло не возыметь последствий. Появились и первые противники, напомнившие Медведеву о том, что его собственный приход к власти был связан с экспериментом Путина по передаче полномочий преемнику, который был затеян в 2008 году именно для того, чтобы оставить Конституцию без изменений. И происходящего не могли скрасить никакие доводы о том, что, не согласись Прохоров призвать своих сторонников поддержать кандидатуру Медведева в обмен на пост премьер-министра, – президентом по итогам второго тура, возможно, стал бы кандидат от коммунистов. Медведеву и так пришлось согласиться на парламентское большинство «Гражданской платформы», возглавляемой Прохоровым, смириться с тем, что коммунисты имели вторую по численности фракцию, а «Единой России» вообще не оказалось в новом парламенте. Даже последовавшая вскоре отставка Прохорова уже не могла обратить ситуацию. Два года его премьерства, собственно, и спровоцировали все последствия «либерального разгула», как окрестили этот период СМИ. А последствия действительно оказались довольно плачевными.

Арабская весна не прошла ни для России, ни, как стало ясно позже, для Владимира Путина даром. После начала полномасштабной гражданской войны и, как следствие, раздела Ливии между враждующими этническими группировками, контролируемыми странами Европы и США, Россия потеряла всё. Контракты были обнулены решением Переходного национального совета Ливийской республики, под контролем которого осталась лишь провинция Киренаика со столицей в Бенгази. Остальная часть некогда единой Джамахирии отошла «союзникам». Триполитания оказалась под контролем международной коалиции с решающим голосом США, а по сути – досталась американцам и англичанам, так стремившимся заполучить южное побережье Средиземноморья. Франции и Италии же пришлось «довольствоваться» провинцией Феццан со столицей в Себхе. Но дальше началось то, чему уже никто не удивился: военная операция западной коалиции в Сирии, приведшая к падению режима Асада. Закрытие так и не достроенной российской военной базы в сирийском порту Тартус, на месте которой практически сразу было начато строительство американской военной базы. Оставалось сделать вид, что мы очень увлечены происходящими в России внутриполитическими процессами и нам не до этого, хотя представители некоторых партий небезосновательно начали использовать эту очередную невосполнимую потерю российского влияния в арабском мире в своих политических целях. Наверное, это и сказалось не в последнюю очередь на столь плачевных для «Единой России» результатах, но тогда ещё оставалась надежда, что всё можно исправить, что вот сейчас наконец это «чудовище» западной коалиции насытится…

Не насытилось. Точечные американские ракетные удары по ядерным объектам и зданию иранского телевидения и радио оказались очередными ударами по российским интересам. Понятно, что к этому всё и шло. Разрушенная в одночасье Бушерская АЭС, в строительство которой было вложено столько сил, была хотя бы оплачена, однако с большей частью иранского долга пришлось попрощаться навсегда. Но последней каплей, уже тогда заставившей Владимира Владимировича окончательно свыкнуться с мыслью о необходимости добровольного отказа от президентства, стала, безусловно, выдача Лукашенко Гаагскому трибуналу после задержания при попытке вылететь в Венесуэлу. Собственно, на фоне заявлений нового президента Белоруссии о начале процедуры по вступлению в ЕС, прозвучавших незадолго до этого, Путин и сделал своё историческое заявление, круто изменившее судьбу не только России, но, как стало понятно позже, и ход мировой истории. «После долгих раздумий, взвесив все за и против, я принял решение о том, что не буду настаивать на результатах прошедших президентских выборов. Ради сохранения стабильности в России», – эти слова Владимир Владимирович вспоминал потом неоднократно. Это непростое решение стало личной драмой для него самого, но тогда казалось, что оно сможет если не остановить, то хотя бы отложить надвигающуюся катастрофу. А все предпосылки для этого были уже тогда. К тому же Вашингтон недвусмысленно пригрозил России, что в случае, если Владимир Путин будет настаивать на своей победе на президентских выборах, он «повторит судьбу Хусейна и Каддафи, а самой России грозит полная политическая изоляция с введением жёстких экономических санкций». Слова госсекретаря, произнесённые в сухой, протокольной манере, тогда, после событий в Ливии, Сирии и Иране, не казались блефом. Особенно на фоне того, что в Москве и Санкт-Петербурге уже начались массовые акции против итогов прошедших президентских выборов, переходившие в столкновения с ОМОНом.

Ну а что, должность главы МОК, предложенная как бы взамен, тоже интересная работа. Хоть ради неё и пришлось выехать за пределы России, в Европу, которую он так любил. Принятое решение действительно на какое-то время успокоило внутриполитическую обстановку. «Норковая оппозиция» наконец, спустя столько лет после своего появления, окончательно взяла верх над митингующей «массовкой в китайских пуховиках». Стало понятно, что националистов и патриотов жёстко державшие трибуну «норковые» использовали исключительно как пушечное мясо уличных протестов. А после громкого, но всё же не произведшего такого, как, видимо, ожидалось, эффекта убийства блогера Алексея Навального, посадки Удальцова по уголовной статье «за подготовку государственного переворота», а также выезда Гудкова за пределы России выяснилось, что лидеров, способных представить патриотический сегмент протестующих, практически не осталось. Тут-то и стало очевидно, что главной и единственной кандидатурой всей протестной разнобойной массы антипутинской оппозиции является… Дмитрий Медведев. Собственно, это даже особо не обсуждалось, кандидатура возникла, что называется, по умолчанию, как бы сама собой – никто даже не стал спорить, ведь других реальных вариантов просто не было – ни по значимости, ни по политическому весу. К тому же именно с Медведевым самым непосредственным образом ассоциировались все те пожелания больших свобод и требования демократии, с которыми носилась «гражданская оппозиция» при поддержке патриотов весь последний период. Да и смерть Навального, как стало понятно чуть позже, всё-таки сыграла свою роль, кровь, в конце концов, испугала Путина, сплотила разнородные ряды оппозиции и, что, видимо, самое главное, сделало Медведева безальтернативным предводителем гражданского протеста. Единственное, что несколько смущало, так это назначение Владислава Суркова, всё время, пока шло следствие по делу «Сколково», жившего в Лондоне, руководителем избирательного штаба кандидата Медведева. И хотя фигура Медведева в целом была воспринята Путиным как меньшее из зол («Слава Богу, не Навальный – вовремя сгинул», – подумалось тогда), то возвращение Суркова во власть, да ещё со снятием всех обвинений оставляло какой-то неприятный осадок. Всё это время Владимир Владимирович считал, что уж этого персонажа, двенадцать лет водившего его на поводке, он больше не увидит.