Кай поболтал с Йоном, который, на удивление, с самого утра находился в приподнятом настроении и то и дело искал в поверхности подсвечников и других металлических предметов свое отражение – его недавно подстригли, но, будто не уверенный в результате, он разглядывал свои волосы. Его дед, не открывая глаз, словно пребывая в глубокой молитве, переместил свою трость, судя по скривившемуся лицу друга, прямо тому на ногу. Сестра Йона часто улыбалась, а даже когда не делала этого, все равно чувствовалось ее веселое расположение духа. Даже проповедь читал отец Уильям, а его сын Герхард стоял сбоку у стены. Отец Уильям был уже в возрасте, поэтому выступал перед прихожанами лишь по особым случаям. В какой-то момент Кай осознал: многие сегодня слишком радостны по сравнению с другими днями. Лица выглядели оживленными, и люди торопились, словно боясь куда-то опоздать.

Кай осмотрелся, заметив внимание Петтера к себе. Тот не сводил с него взгляда, сидя на пару рядов позади. Брови Кая вопросительно поднялись. Петтер перевел взгляд на священнослужителя, и Кай выдохнул, ощутив мимолетное напряжение. За несколько лет он четко уяснил: Петтеру нельзя показывать свою слабость. Сочувствия не получишь, а скорее получится наоборот. Он будет знать, куда целиться. Эта мысль вызывала у Кая слабое беспокойство. Впрочем, оно и вполовину не было таким сильным, как если бы подобная ситуация произошла еще летом.

Семья Герды сидела в соседнем ряду. Все трое молились, и, в отличие от остальных прихожан, Герда выглядела как обычно. Это стало самой большой странностью из всего, что заметил Кай в это утро. Он прекрасно помнил, в каком настроении Герда накануне покинула его дом. И, зная ее и обстоятельства, несложно было предположить, что, наоборот, так, как раньше, быть не должно.

Кай поверил бы гораздо больше, если бы Герда, не боясь церковных стен, с порога накинулась на него с ругательствами. Может, даже ударила или, что хуже, встретила молчанием и перестала замечать. Но ничего из этого не случилось, она приветливо поздоровалась, даже помахала рукой, одетая в свое любимое красное платье, от которого у Кая постоянно слезились глаза – он не мог на нее долго смотреть, чувствуя резь и сухость.

В какой-то момент, вовремя не отведя взгляда, он моргнул, ощущая влагу, что покатилась по щекам. Кай опустил голову, услышав в тот же момент, как проповедь отца Уильяма коснулась людских слез. Видимо, его слезы стали вдохновением для речи священника.

Когда служба подошла к концу, Кай вдруг понял, что именно стало причиной радостного настроения большинства жителей – званый ужин в замке Груб, который устраивала семья Хэстеинов. Прежде чем окончательно завершить воскресную встречу, отец Уильям пожелал всем провести прекрасный вечер, но вместе с тем не забывать о приличиях.

А Кай поморщился, ему словно ведро ледяной воды на голову вылили. Он помнил о празднике на том берегу озера, но не осознавал, что мероприятие состоится уже сегодня. Время пролетело так быстро, что он не заметил.

Перед тем как покинуть церковь, Кай подошел к фреске, над которой работал почти два года. Божественные лики обрамляли золотые линии. Он смотрел на свою работу, зная, что после его смерти его творения будут жить, и это главное.

Уже направляясь к выходу, он вновь столкнулся с Герхардом – священник будто намеренно ждал его у дверей, за которыми начиналась метель.

– Кай, слышал, ты пострадал вчера? – спросил он, намекая на нападение волка. Знал бы он о том, где проснулся этим утром Кай, говорил бы иначе. Был бы он в курсе его отношений с Йенни, так и вовсе не сказал бы ему и слова. Наверное, Каю бы пришлось бегством спасать свою жизнь. Хотя ныне спасать ее уже не имело смысла.

– Все обошлось, – проговорил Кай, неосознанно смотря на священника таким же внимательным взглядом.

– Петтер утверждает, что волк укусил тебя. Вгрызся в руку.

«Как и ожидалось…» – промелькнула усталая мысль.

– Он правда так сказал? Вы уверены? – поразился Кай, запуская пальцы в волосы. Подумав, он продолжил: – Волк кинулся, но я выставил перед собой палку. Зверь вцепился в нее. После этого появился господин Хакон и застрелил его.

– И больше ничего?

– Ничего. Но мы все вчера были напуганы. Может, Петтеру показалось?

– Даже не… – начал Герхард, не успев договорить. К ним приблизились господин Йенсенн и отец Уильям.

– Что, Кай? Выглядишь расстроенным. Мой сын задает много вопросов? – засмеялся престарелый священник. В отличие от сына, он обладал легким нравом. Именно благодаря отцу Уильяму Кай получил когда-то работу в церкви.

Герхард натянуто улыбнулся.

– Нет, что вы, – отозвался Кай.

– Ты у нас сегодня герой, – продолжил отец Уильям, хваля его. Господин Йенсенн стоял рядом, сложив обе ладони на набалдашнике трости.

– Эх, метель начинается. Недаром у меня вчера кости ныли, – вставил дед Йона невпопад. Отец Уильям согласно закивал – оба они были примерно одного возраста.

Герхард продолжал следить за Каем пристальным взглядом и, видимо, хотел продолжить беседу, но отец Уильям не позволил ему остаться, настойчиво позвав за собой.

– Идем, поможешь мне дойти до дома. А то мой непутевый внучок куда-то пропал, – проворчал господин Йенсенн. И, не дожидаясь ответа, громко стуча тростью, резво направился к дверям, а Кай задумался – дед Йона и без помощи многим даст фору, хотя ему шел уже девятый десяток. Поразительное долголетие и немалое везение.

* * *

Белые холодные искры снега сверкали на фоне темных стволов деревьев. Несмотря на зиму и облетевшую листву, в этой части Малервега было сумрачно даже днем. Широкий древний колодец спрятался в месте, обычно не тревожимом людьми. Но в этот час на краю сидела Дева Льда, сжимая в руке небольшой обрывок белой ткани с каплями крови. Рядом, царапая мощными когтями старый камень, расположился белый кречет.

Птица, развернув голову до невозможного для человека градуса, уставилась блестящими темными глазами на пальцы хозяйки.

– Итак, проверим, – протянула Йенни задумчиво и вытянула руку с обрывком сорочки Кая над темнеющей бездной. Мгновение – и пальцы разжались, выпустив материю. Она упала, медленно кружа. Дева сощурилась, постукивая пальцами по краю колодца. Своими уникальными глазами она видела не дно колодца, а затянувшийся переход, который резко открылся, на мгновение явив перламутровый мир измерения, в котором находилось Зеркало разума, а после закрылось вновь.

– Как и думала, дело в крови. Значит, Карман открывается ему. Должно быть, из-за Осколка. – Оттолкнувшись руками от края колодца, Ледяница поднялась на ноги.

Сбоку раздался птичий крик.

– Ничего я не собираюсь делать. Лишь проверила… – бросила Йенни. Она вновь подошла к краю колодца, поставила ступню на