— Ты совсем с ума сошел! — тоскливо воскликнул спелеолог. — Зачем ты так сделал?!

— Ты не ответил, дядя, — напомнил я, вторично цыкнув зубом. — Мы успеваем, или где?

— Надо быстрее, — Икрам резко наддал, теперь я еле поспевал за ним. — Там, рядом, рядом, там… но там сейчас уровень поднялся — прямо и не знаю…

Заметьте, речь о том, быть или не быть, уже не шла — вопрос стоял несколько по-другому: как быть? У спелеолога просто не оставалось иного выхода — я элементарным психологическим ухищрением загнал его в тупиковую ситуацию.

Вскоре мы добрались до сводчатого зала. Не останавливаясь, Икрам почти бегом зарулил в один из ходов, по каменистому полу которого струился пенистый поток. Тоннель явно шел под уклон, метров через двадцать мы уже брели по пояс в воде. Еще через пару десятков шагов спелеолог остановился — вход перегораживала стена без каких-либо признаков разлома.

— Ты ошибся, дядя, — восстанавливая дыхание, резюмировал я. — Пошли обратно — времени у нас не так уж и много.

— Нет, я не ошибся, — Икрам отрицательно помотал головой и потыкал пальцем в стену. — Выход здесь.

— Не дури. Икрам! — раздраженно прикрикнул я. — Здесь же тупик! Давай, пошли…

— Здесь сифон, — сообщил Икрам, разводя руками. — Я говорил — уровень поднялся. Вот…

— Что за сифон? — удивился я, ощущая, как нехорошее предчувствие начинает одолевать мое и без того перегруженное аналитическое приспособление. — Ну-ка быстро, в двух словах объясни мне, что это за диковина.

— Труба загибается книзу, затем ровно идет, потом вновь поднимается…

— Какая труба? Ты че гонишь?!

— Ну, тоннель — какая разница. Тоннель здесь уходит вниз, под углом градусов в двадцать пять… на определенной глубине вновь переходит в горизонталь, затем снова идет вверх. А с той стороны — озеро. Ты с той стороны гряды когда-нибудь бывал?

Я вспомнил — действительно, что-то такое мы наблюдали, когда исследовали подступы к галереям. Небольшое озерцо под скальным уступом, полукругом вдающееся в лес по ту сторону гряды. Вот черт! Ни у кого из нас и мысли не возникло, что этот бочажок может таить такую хитрую загадку.

— В общем, придется нырять, — растерянно пробормотал я. — Там… просторно там? А какое расстояние надо проплыть под водой?

— Там не плыть — на карачках передвигаться придется, — сообщил спелеолог, как-то нехорошо прищурившись. — Узковато там… Если бы это было где-нибудь в начале августа, пять-семь метров и ты в озере. До поверхности метра три — я нырял здесь. А сейчас… — Икрам ненадолго задумался, производя вычисления. — Сейчас, наверно, придется ползти под водой метров двадцать-двадцать пять. Видишь пятно? — спелеолог указал на черное пятно копоти, сохранившееся на перегораживающей тоннель стене. — Когда я тут был в последний раз, от этого пятна я спускался до сифона еще метров десять, потом нырял. А сейчас, значит, уровень поднялся метра на полтора. Многовато!

— Двадцать пять метров… — Я помолчал, пытаясь представить, насколько реальна перспектива преодолеть это мизерное по сухопутным меркам расстояние. — Двадцать пять… Угу… Тоннель под водой прямой? Или с загогулинами?

— Нет, там все путем, проблема не в этом. — Спелеолог вдруг зябко поежился и как-то неопределенно крякнул:

— Там, ближе к выходу на дно озера, порода слабенькая. Вкрапления песчаника… Короче, вода может вымыть кусок с потолка и завалить проход. Понимаешь?

— Ну и что? Толкать этот кусок перед собой, пока до выхода не доберешься, — со знанием дела предложил я. — Или, если кусище неподъемный, резко разворачиваться и драпать назад.

— Толкать! Драпать! — Икрам ядовито ухмыльнулся. — Ну ты даешь, Иван! Ты когда-нибудь лазил по подводным тоннелям?

— Я плавал в двадцатипятиметровом бассейне, — солидно сообщил я. — Причем в снаряжении — это входило в программу спецподготовки. Трудновато, но ничего — можно…

— Это не бассейн, Иван, — спелеолог сокрушенно вздохнул. — Здесь тебе придется раздеться — и руки должны быть свободными. Ты даже автомат с собой не сможешь взять. Одежда будет мешать — цепляться за выступы. Если кусок породы закупорит проход где-нибудь посредине, ты сможешь вернуться назад — воздуха хватит. Толкать обвалившийся камень под водой — дело дохлое: если уж он закупорил проход, значит, большой, будет весить не меньше чем в пару пудов. А если такой камешек обвалился у самого выхода на дно… — Икрам многозначительно примолк, давая мне возможность домыслить всю серьезность возможных осложнений, связанных с таким неприятным сюрпризом.

— Раздевайся, — распорядился я после недолгого раздумья. — Ты пойдешь первым.

— Не пойду, — наотрез отказался спелеолог. — Если там будет обвал у самого выхода на дно, я утону. Давай рискуй, меня можешь связать по рукам и ногам.

— Придется идти, дядя, — я вытащил из ножен тесак и многозначительно покрутил им перед носом Икрама. — Проход может быть свободным, а может и нет — это бабушка надвое сказала. А оставлять тебя здесь я не буду. Ты мне уже не нужен — все рассказал, показал… И потом — если я тебя хорошо свяжу и нечаянно утону, ты умрешь раньше, чем наступит ночь — от нарушения кровообращения. Пошевеливайся!

Икрам начал нехотя раздеваться. Когда дошла очередь до брюк, я, экономя время разрезал ему правую штанину, чтобы не развязывать репшнур на лодыжке.

— Если будет закупорка, три раза дернешь за шнур, — посоветовал я, когда Икрам зашел по грудь в воду и принялся грамотно вентилировать легкие. — Потом расслабишься, руки по швам — я тебя вытяну за десять секунд.

Икрам молча кивнул, продолжая равномерно дышать грудной клеткой — одно слово, профессионал! Пока спелеолог готовился к погружению, я быстро отмотал двадцать мять метров репшнура, ориентируясь по красным метровым отметкам — шнур был наш, отечественный. Немного подумав, добавил еще пять метров, затем обмотал шнур вокруг запястья несколькими турами.

Икрам в последний раз глубоко вдохнул, шагнул вперед и скрылся под водой. Репшнур быстро пополз под стену. По мере того, как небольшая бухточка разматывалась, меня стали одолевать сомнения. Как поведет себя спелеолог, вынырнув с той стороны? Будет ждать, когда я присоединюсь к нему, или с ходу начнет орать дурным голосом, чтобы привлечь к себе внимание людей Рашида, сидящих на сторожевых постах в лесу? Черт! И чего это я раньше не продумал этот вариант?! Бухточка худела на глазах — спелеолог двигался на удивление быстро — чувствовались немалая сноровка и опыт. Я намотал на запястье еще несколько туров шнура, затем еще, еще… Если будет мало, отпущу, сколько потребуется. Или…

Шнур резко дернулся, подтаскивая меня к поперечной стене. Уперев ногу чуть ниже черного пятна копоти, я напрягся, готовясь развернуться и побежать вверх по тоннелю — тащить Икрама назад, если последуют еще два рывка, означающих, что он напоролся на препятствие.

Рывков не последовало — шнур выдал заметную слабину, затем вновь натянулся как струна. Нет, сигнал так не подают. Шнур явно за что-то зацепился — иначе я бы с легкостью утащил спелеолога обратно. Икрам, привязанный на том конце, рвался всем телом вперед, ему явно не хватало отмерянного мной капронового отрезка. Опять заметная слабина — чуть ли не в метр, затем страшный рывок, шнур больно резанул руки, сдавливая мышцы… Я понял, что происходит. Икрам вынырнул в озеро и метнулся к поверхности — ему не хватало совсем немного для того, чтобы добраться до воздуха. Теперь он дает мне понять, что ему нужно самую малость — стравить чуть-чуть проклятый шнур, не отпускающий из водного плена. Я страшно напрягся, удерживая шнур, — правая кисть посинела и вздулась. Рывки становились слабее. Захотелось вдруг заплакать навзрыд, заорать непотребным голосом, выплеснуть ярость, накопившуюся в течение последних часов. Прости, Икрам, — так получилось. Видит Бог, я хотел обойтись без этого…