— О чем еще вы говорили вечером в среду? Он поставил пиво на столик и, наклонившись вперед, сцепил руки между коленей:

— О предстоящих играх с австралийцами. О состоянии поля в «Овале», о наших игроках.

— И на протяжении этого разговора Флеминг ни разу не упомянул, что в тот вечер поедет в Кент?

— Ни разу.

— И о Габриэлле Пэттен не упоминал?

—О Габриэлле Пэттен? — Моллисон в замешательстве наклонил голову набок. — Нет. Габриэллу Пэттен он не упоминал. — Он пристально смотрел на Линли, и чрезмерная невозмутимость этого взгляда выдавала Моллисона.

— Вы ее знаете? — спросил Линли. Взгляд его остался твердым.

— Конечно. Она — жена Хью Пэттена. Он спонсирует нынешние летние матчи. Но вы уже, наверное, и сами докопались до этой информации,

— В настоящее время они с мужем живут раздельно. Вы об этом знаете?

Моллисон на мгновение скосил глаза в сторону жены, а затем снова уставился на Линли.

— Не знал. Печально слышать. У меня всегда было впечатление, что они с Хью без ума друг от друга.

— Вы часто с ними виделись?

— Временами тут. На вечеринках. Иногда на матчах. На зимних соревнованиях. Они довольно пристально следят за крикетом. Раз уж он спонсирует команду. — Моллисон залпом допил пиво и принялся большим пальцем делать вмятины на жестянке. — Есть еще? — спросил он у жены, а потом сказал: — Нет. Сиди. Я сам принесу. — Вскочил и ушел на кухню, где стал шарить в холодильнике, приговаривая: — Ты чего-нибудь хочешь, Эллисон? За ужином ты чуть поклевала, и все. Тут аппетитные куриные ножки. Хочешь, дорогая?

Эллисон задумчиво посмотрела на измятую банку, которую муж оставил на кофейном столике. Он снова позвал, когда Эллисон не ответила, и тогда она сказала:

— У меня нет никакого интереса, Гай. К еде.

Он вернулся, открыл новую банку «Хайнекена».

— Вы точно не хотите? — спросил он у Линли и Хейверс.

— А матчи в графстве? — спросил Линли.

— Что?

— Пэттен с женой их тоже посещали? Например, они хоть раз ездили на матч в Эссекс? За кого они болели, если в игре не участвовала сборная?

— Они, кажется, из Мидлсекса. Или из Кента. Понимаете, это их родные графства.

— А Эссекс? Они когда-нибудь приезжали посмотреть на вашу игру?

— Вероятно. Поклясться не могу. Но, как я сказал, за играми они следили.

— А в последнее время?

— В последнее время?

— Да. Мне интересно, когда вы в последний раз их видели?

— Хью я видел на прошлой неделе.

— И где?

— В Гэтвике. Мы там обедали. Мои обязанности частично заключаются в том, чтобы ублажать спонсоров.

— Он не говорил вам, что разъехался с женой?

— Черт, нет. Я его не знаю. В смысле, близко. Мы говорили о спорте. Кому можно поручить первый удар в матче против австралийцев. Как я планирую расставить игроков. Кого наметили в команду. — Он глотнул пива.

Линли подождал, пока Моллисон поставит банку, и спросил:

— А миссис Пэттен? Когда вы видели ее в последний раз?

— Честно говоря, не помню.

— Она была на ужине, — сказала Эллисон. — В конце марта. — Видя замешательство мужа, она добавила: — В «Савое».

— Фу ты, ну и память у тебя, Элли, — проговорил Моллисон. — Да, точно. В конце марта. В среду…

— В четверг.

— В четверг вечером. Правильно. На тебе была эта пурпурная африканская хламида.

— Персидская.

— Персидская. Да, конечно. А я…

Линли спросил, прервав это подобие клоунады;

— И с тех пор вы ее не видели? И не видели ее с тех пор, как она поселилась в Кенте?

— В Кенте? — На лице его ничего не отразилось. — Я не знал, что она была в Кенте. А что она там делает? Где?

— Там, где умер Кеннет Флеминг. Более того, в том самом коттедже.

— Черт. — Он сглотнул.

— Когда вы разговаривали с ним вечером в среду, Кеннет Флеминг не сказал, что едет в Кент повидаться с Габриэллой Пэттен?

— Нет.

— Вы не знали, что у них роман?

— Нет.

— Вы не знали, что у них роман с прошлой осени?

— Нет.

— Что они планировали развестись со своими нынешними супругами и пожениться?

— Нет. Откуда? Ничего этого я не знал. — Он повернулся к жене. — А ты об этом знала, Элли?

На протяжении всего этого допроса она наблюдала за мужем и сейчас ответила с совершенным хладнокровием:

— В моем положении я вряд ли могла это знать.

— А вдруг она обмолвилась в разговоре с тобой тогда, в марте. На ужине.

— Она пришла туда с Хью.

— Я имею в виду, в дамской комнате. Или где-нибудь еще.

—Мы не оставались наедине. И даже если бы остались, признание в том, что трахаешься с чужим мужем, неподходящая тема для разговора в туалете, Гай. По крайней мере, между женщинами. — Выражение лица Эллисон и ее тон смягчили резкость этого высказывания, но все вместе взятое приковало к ней пристальный взгляд мужа. Воцарилось молчание, и Линли позволил ему продлиться. За открытой дверью на реке просигналил катер, и казалось, вместе с этим звуком в комнату ворвалась струя прохладного воздуха. Ветерок пошевелил листья пальмы и сдул со щеки Эллисон прядку каштановых волос, выбившихся из-под персикового цвета ленты, стягивавшей их на затылке. Гай торопливо поднялся и закрыл дверь.

Линли тоже встал. Хейверс метнула на него взгляд, говоривший: «Вы с ума сошли, он же по уши влип», — и нехотя стала приподниматься с мягкого дивана. Линли вынул свою визитную карточку и со словами:

— На случай, если вы еще что-нибудь вспомните, мистер Моллисон, — протянул ему карточку, когда Моллисон отходил от двери.

— Я все вам сказал, — проговорил Моллисон. — Не знаю, что еще…

— Иногда что-то всплывает в памяти. Услышанный разговор. Фотография. Сон. Позвоните мне, если это произойдет.

Моллисон сунул карточку в нагрудный карман пиджака.

— Разумеется. Но не думаю…

— Такое бывает, — сказал Линли. Он кивнул жене Моллисона, чем и закончил беседу.

Они с Хейверс молчали, пока не оказались в лифте, который плавно двинулся вниз, на первый этаж, где консьерж отомкнет замки и выпустит их на улицу, Хейверс сказала:

— Он темнит.

— Да, — согласился Линли.

— Тогда почему мы не остались, чтобы прижать его к стенке?