— За что-то невзлюбил Дарвина, — пробормотал Нката.

Хейверс фыркнула:

— Директор школы позвонил в полицию, привлекли мирового судью. После этого Джимми пришлось посещать социального работника в течение… так… десяти месяцев.

— Он продолжал устраивать поджоги?

— Да вроде это единичный случай.

— Возможно, связанный с разъездом его родителей, — заметил Линли.

— А другой пожар может быть связан с их разводом, — добавила Хейверс.

— Он знал, что рассматривается вопрос о разводе? Джин Купер говорит, что нет, но чего еще от нее ждать? У мальчика на лбу написано «способность» и «возможность», и она прекрасно об этом знает, так что вряд ли она поможет нам написать также и «мотив».

— А каков его мотив? — спросил Нката. — Ты разводишься с моей мамой, и я поджигаю твой коттедж? Да он хоть знал, что его отец находился именно там?

Хейверс моментально пошла на попятную:

— Это может вообще не иметь никакого отношения к разводу. Он мог разозлиться, что его отец отменил отдых. Он разговаривал с Флемингом по телефону. Мы не знаем, о чем они говорили. А если он знал, что Флеминг едет в Кент? Джимми мог как-нибудь туда добраться, увидеть машину отца на дорожке, услышать ссору, которую слышал и этот… забыла имя, инспектор… фермер, который гулял рядом с коттеджем?

— Фристоун,

— Точно. Он мог слышать ту же ссору, что и Фристоун. Увидел, что Габриэлла Пэттен уехала. Проник в дом и повторил акт возмездия, совершенный в одиннадцать лет.

— А с мальчиком вы не говорили? — спросил Линли.

— Его не было. Джин не сказала мне, куда он ушел. Я проехалась по округе, но если бы я заглядывала на каждую улицу, то и сейчас там каталась бы. — Она отправила в рот еще одно печенье и взъерошила волосы. — С ним нам понадобится подкрепление, сэр. Хотя бы один человек на Кардейл-стрит, который сообщит нам о появлении мальчишки. А он в конце концов должен появиться. Сейчас он где-то гуляет с братом и сестрой. По крайней мере, так сказала мать. Не могут же они болтаться где-то всю ночь.

— Я сделал несколько звонков. Помощь будет. — Линли откинулся в кресле и ощутил беспокойное желание закурить. Чтобы чем-то занять руки, губы, легкие… Он изгнал эту мысль, написав «Кенсингтон», «Собачий остров» и «Малая Венеция» рядом со списком детективов-констеблей, которым, наверное, как раз сейчас Доротея Харриман сообщает радостную весть о докатившейся и до них очереди дежурить. Хейверс покосилась на его блокнот.

— Ну и? — поинтересовалась она. — Что насчет дочери?

Калека, сказал он. Оливия Уайтлоу не может передвигаться без посторонней помощи. Он рассказал об увиденных им судорогах и о том, что сделал Фарадей, чтобы снять приступ.

— Своеобразный паралич? — спросила Хейверс. Поражены только ноги, так что, возможно, это приобретенное, а не врожденное заболевание. Она не сказала, какое. Он не спросил. Чем бы она ни страдала, это вряд ли — по крайней мере, сейчас — имело отношение к смерти Кеннета Флеминга.

— Сейчас? — переспросил Нката.

— Вы что-то накопали, — заметила Хейверс.

Линли просматривал список полицейских, прикидывая, как их распределить и сколько послать в каждую из точек.

— Кое-что, — отозвался он. — Может, это и пустяк, но заставляет меня перепроверить. Оливия Уайтлоу утверждает, что в среду всю ночь провела на барже. Фарадей отсутствовал. Так что, если бы Оливия захотела покинуть Малую Венецию, это превратилось бы в целое дело. Кто-то должен был бы ее перенести. Или ей пришлось бы передвигаться с помощью ходунков. В любом случае, перемещение было бы медленным. Поэтому, если в среду ночью, как только ушел Фарадей, она куда-то отбыла, кто-нибудь это да заметил бы.

— Но ведь она не могла убить Флеминга, — запротестовала Хейверс. — Если ее состояние таково, как описываете вы, ей было бы просто не под силу забраться в сад коттеджа.

— То есть сделать это в одиночку. — Он взял слова «Малая Венеция» в кружок и отметил их стрелкой. — У них с Фарадеем собачьи миски с водой стоят на палубе на стопке газет. Уходя, я бросил взгляд на эти газеты. Скуплены все сегодняшние, какие только были. И все таблоиды.

— И что? — сказала Хейверс, играя роль адвоката дьявола. — Она же практически инвалид. Хочет почитать. Послала своего дружка за газетами.

— И все газеты были открыты на одном и том же материале.

— О смерти Флеминга, — сказал Нката.

— Да. Мне стало интересно, что она ищет.

— Но она же Флеминга не знала, так? — уточнила Хейверс.

— Утверждает, что не знала. Но если бы я любил держать пари, я мог бы поспорить на какую угодно сумму, что она точно что-то знает.

— Или хочет что-то узнать, — заметил Нката.

— Да. И такое возможно.

В ткань расследования требовалось вплести еще одну нить, и то, что было почти восемь часов субботнего вечера, не снимало с них этой обязанности. Но управиться можно было и вдвоем. Поэтому, как только детектив-инспектор Нката надел пиджак, осторожно расправил лацканы и отбыл на поиски развлечений, какие сулил субботний вечер, Линли сказал сержанту Хеиверс:

— Есть еще одно дело.

Барбара как раз целилась смятой оберткой от печенья в его мусорную корзину. Она опустила руку и вздохнула:

— Полагаю, речь идет об ужине.

— В Италии редко ужинают раньше десяти часов, сержант,

— Вот это да. Оказывается, я — любительница сладкой жизни, а сама понятия об этом не имею. Но хотя бы сэндвич я успею перехватить?

— Только быстро.

Хеиверс устремилась в сторону офицерской столовой, а Линли набрал номер Хелен. Прослушал двойные звонки, потом опять включился автоответчик, и снова Линли оставил сообщение, оборванное автоматом на полуслове.

— Проклятье, — ругнулся он и хлопнул трубку на место.

— Абсолютно с вами согласна, — сказала вернувшаяся Барбара. — Значит, мы едем? И куда же?

Линли убрал очки в карман пиджака и достал ключи от машины.

— В Уоппинг. — Уже на ходу он продолжал: — Гай Моллисон сделал заявление для средств массовой информации. Сегодня днем оно прозвучало по радио. «Трагедия для Англии, блистательный бэтсмен погиб в расцвете сил, настоящий удар по нашим надеждам вызволить „Прах“ из Австралии, причина серьезно задуматься тем, кто набирает игроков в сборную».

— А это интересно, — заметила Хеиверс, отправляя в рот последний треугольник первой половины сэндвича. — Я об этом как-то не подумала. Флеминга наверняка снова выбрали бы в английскую команду. Теперь его нужно заменить. И кому-то определенно улыбнулась удача.

— Итак, что нам известно о Моллисоне? — уже в машине спросила Хеиверс. Она прикончила сэндвич и теперь искала в кармане брюк что-то еще. Это оказались мятные пастилки, отправив в рот одну, она предложила их Линли, который поблагодарил и тоже взял пастилку. Она пахла пылью, словно Хеиверс подобрала с пола надорванную упаковку, решив — не пропадать же добру.