— Карать?

— И карать.

— Да нельзя же буквой закона давить человеческие жизни!

— Буква закона — это единственное, что защищает тебя, когда ты едешь в поезде, или идешь по улице, или мозолишь глаза человеку, которому почему-то не нравится твой кожаный пиджак.

Так, в ученых дискуссиях за рюмочкой да нудных допросах следователь понемногу, по чуть-чуть становится главным. Мятый такой служака, чиновник юстиции Порфирий Петрович с кожаной папочкой на молнии. Лютый враг миллионов милых и нормальных людей, из-за систематического раздолбайства которых, вот этих «особых обстоятельств», сестриных свадеб и нелюбви к инструкциям, гибнут другие милые и нормальные люди. А потом первые милые и нормальные ставят им памятники с пионерскими караулами и надеются, что все им с рук сойдет. Фигушки. И следователь роющий-копающий для них такая же заноза, как доброму старому южному штату — федеральный агент, сунувший нос не в свои дела и вздумавший защищать черномазых. В него не стреляли ночами ку-клукс-клановцы, не задирались в барах, не подкладывали под дверь изуродованных свидетелей — но убираться подобру советовали так же настойчиво и собаку его приблудную зарубили между прочим, и очевидцы все больше мялись и смотрели в другую сторону. Раздолбайский уклад перемалывал любой умственно-технический прогресс, и всякая слабость власти тут означала революционную ситуацию: эти низы никогда ничего не хотят, и стоит верхам занемочь — готова смута. Все это видел маленький честный госчиновник с огнестрельной дырочкой в правом боку — и гасил эту спустя-рукава-разлюли-малину милых да хороших: «Что поделаешь, всех не арестуешь — а надо бы. Уж слишком много всяких жуков развелось». А вслед ему хмуро глядели сознательные раздолбай, именующие себя «народ»: путейцы и бабки, проводники и пионеры, оркестр дорожного ПТУ и стрелочники у пивных ларьков. Власть в стране снова их — стрелочницкая. «Законы святы, но исполнители лихие супостаты», — как писал Василий Васильевич Капнист в сатире «Ябеда» за 200 лет до рождения всех фигурантов этой истории.

Фильм отменно совпал с воцарением Юрия Андропова. Новый государь посадил весь проевшийся старый двор и взялся за дисциплинку: за облавы в банях да парикмахерских. «Ох, крут!» — со вздохом одобрили стрелочники. Почесали зудящую задницу и согласились: «С нами иначе нельзя. Разбалуемся».

P. S. Уже через месяц после смерти Брежнева Андропов учредил комиссию Горбачева — Рыжкова по экономической реформе в составе академиков Заславской, Арбатова, Абалкина, Аганбегяна и прочих будущих светил перестроечной публицистики. Как нередко случается в диком Отечестве, команду либералов-целителей возвысил до верхних этажей не тишайший и беззлобный царь-матрас, а свирепый диктатор, великий и ужасный начальник тайной полиции.

Парадокс, однако.

1985, «Мосфильм». Реж. Михаил Туманишвили. В ролях Михаил Ножкин (майор Шатохин), Александр Фатюшин (прапорщик Круглов), Сергей Насибов (матрос Данилов), Нартай Бегалин (сержант Паршин), Арнис Лицитис (Хэссолт). Прокат 40,7 млн человек.

«Одиночное плавание» обозначило крайнюю точку советского милитаризма. Даже в самые экспансивные 62-й, 68-й и 80-й годы третья мировая в планы Кремля как-то не входила — отчего апээновских пустолаек разумно держали на привязи, а нижних чинов CA ориентировали на туманного вероятного противника, а не злыдня-америкоса в боевой раскраске.

Как вдруг за синими горами опять зашебуршились ядерные поджигатели. Московское полувластие качающихся мумий сподвигло собаку-Рейгана ввести в Западную Европу крылатые ракеты, зеркально повторив карибскую загогулину Хрущева. Не упуская случая проехаться насчет старческого слабоумия советских вождей, американские СМИ деликатно умалчивали, что их собственному аксакалу вот-вот стукнет 75, а значит, он ровесник Черненко, на три года старше покойного Андропова и одного возраста с Брежневым периода «заводной апельсин». Заявления типа «Пусть лучше мои дети умрут сейчас, но веря в Бога, чем живут при социализме безбожниками» тоже не прибавляли веры в сохранность его мозговых клеток, а военная доктрина США, в отличие от советской, вполне допускала нанесение первого ядерного удара. Угрюмый советский генералитет решил, что наш черед — и да будет сталь крепка. Внешняя разведка перешла на усиленный режим сбора косвенных сигналов к времени «Ч»: накапливания энергоресурсов и продовольствия, подготовки массовой эвакуации городов, смены постоянного базирования стратегической авиации. На рубежах восточного блока провели учения с шокирующим для англоязычного уха названием «Щит», выброской десанта, танковым контрударом и отработкой взаимодействия братских армий. Обыватель выучил названия «Першинг», MX, «Минитмен» и «Поларис» лучше комитета начальников штабов и на всякий пожарный держал порох сухим. Жертвой взаимной паранойи пал заблудившийся южнокорейский боинг, атлантисты показали зубы на Гренаде и Фолклендах, Евтушенко написал поэму «Мама и нейтронная бомба», а по всей России собирала аншлаги добрая драка майора Шатохина с крылатыми ракетами класса «Томагавк». Фильм «Одиночное плавание» увенчал серию героических хроник военкора «Известий» Евгения Месяцева, экранизируемых сначала Андреем Малюковым («В зоне особого внимания»), а после Михаилом Туманишвили («Ответный ход», «Случай в квадрате 36–80»). В первый и последний раз на советском экране враждебные супердержавы сошлись в режиме «фул-контакт».

Началось все с того, что несколько плохих парней задумали потрепать советскую эскадру и спровоцировать ядерный конфликт, а несколько хороших парней случайно проплывали мимо на крейсере № 703. Переоблачившись в камуфляж, трое усатых с одним безусым пошли мир спасать, как казаки из популярной мультсерии Владимира Дахно.

Как они метали ножи из-за пазухи, как палили в люки ракетных шахт и вырубали питание пусковых установок на радость мирным гражданам! Как отлегало от сердца у наэлектризованного последними новостями населения! Не зря, ой не зря черных дьяволов, человеков-амфибий ставили в самый хвост военных парадов, вслепую нащупывая золотое правило шоу-бизнеса: сначала разогрев, а уж суперстаров — на сладкое. А кондоры над пальмами, а киллеры-дельтапланеристы в шлемах и масках, а финальная бомбежка таинственного острова а la Жюль Берн! А джазовый бряк-звяк в американских сценах и богатырское мычание Краснознаменного флотского хора над силуэтом флагмана «Новороссийск»! А баночная «кола» и самозадвигающиеся двери как знак высшего капиталистического шика! Даже глобальное потепление тотчас после выхода не вытеснило картину в архив, а уж в первый-то год она с сорока миллионами зрителей заняла 87-е место в истории советского проката, опередив разом «Кубанских казаков», «Судьбу человека» и «Солдата Ивана Бровкина». Ходили слухи, что впечатленные американские продюсеры предлагали оживить подло убитого в спину майора и свести его рог на рог с Рэмбо, как Пересвета с Челубеем; концы же доснять отдельно — чтоб для них победил Джон, а для нас рус-Иван, — но наши, мол, отказались, посмотрев на буржуев свысока.

Не без оснований. Пятнадцать лет спустя нельзя не оценить джентльменскую корректность сценарной интриги. В тот момент, когда полуголый оклахомский Тарзан резал глотки русским десантникам в «Рэмбо-П» (1985), а бравые соколы из «Top Gun» (1986) валили в Атлантику целые эскадрильи МиГов, нарезной квартет Шатохина пускал кровь всего-навсего чокнутым отморозкам, вышедшим из повиновения Пентагона. И уж ни в какое сравнение картина не шла с одновременно вышедшей психопатологической сагой «Красный рассвет», которую пятнадцать лет не отваживались привезти сюда ни разудалые видеопираты, ни равнодушный к национальному унижению канал НТВ. Позже этот шедевр вышел в серии «Современная классика MGM» и выглядит самым ярким антиамериканским документом со времен смерти Чингачгука и Белого Клыка. Сказ о том, как «пархатые большевистские казаки»[20] захватили Колорадо, расстреляли всех взрослых под михалковский гимн, а после кувыркались наземь под напором школьного спортклуба «Росомахи», агрессивной шапкозакидательской бредятиной превзошел даже фильм «Пятерка отважных», который в принципе превзойти невозможно. Восемь пионеров-героев в арафатках фасона «моджахед» наводили ужас на кровожадную русскую армию, добивали раненых и пили кровь свежеубитых оленей, как молодые Зигфриды. В конце им ставили памятник, потому что русско-кубинским изуверам все же удавалось накрыть этих ниндзя-черепашек, сняв с фронта несколько дивизий.