– Вяжите его! – закричал он.

Боярин от неожиданности поперхнулся и, выпучив глаза, так и остался сидеть с куском во рту.

Через открытую дверь крик услышали служивые. Прибежав, они навалились на Андрея, повалили его на пол, связали руки, сорвали пояс с саблей и пистолетами.

– Попался, голубчик! Давно я хотел, нет – просто мечтал тебя увидеть! На подводу его и в Пыточный приказ!

– Да в чём его вина? – пришёл в себя боярин.

– Ценности он у государя украл, вор беглый!

Боярин густо покраснел и крякнул с досады. Осрамился он немного, врага государева не углядел. С виду-то он не мятежник, а на вора и вовсе не похож.

Андрей стоял молча. К чему слова, если человек его знает? Он клял себя последними словами: на хлеб с салом позарился и попался! Уехал бы сразу, глядишь – и разминулся бы с подручным Шуйского.

Андрея вывели из избы и толкнули в телегу.

– Головой отвечаете, чтобы ни один волос не упал, – напутствовал их человек.

Телега тронулась. Её сопровождал усатый, гордый собой десятник: ведь это он Андрея остановил, к боярину препроводил, а тот врага проглядел.

К вечеру прибыли в Москву.

Пыточный приказ был от Кремля недалеко, в трёх сотнях метров.

Десятник со всеми воинами завёл Андрея в приказ.

– Приказано было доставить, и чтобы ни один волос с его головы не упал! – заявил он.

– Бумагу давай!

– Нет бумаги, мне приказ на словах отдали.

– Кто?

– Леонтий Ипатьевич, самолично.

«Ага, – заметил про себя Андрей, – значит, человечка зовут именно так».

Его сразу приняли, обыскали, забрали калиту и провели в подвал.

Он оказался в одиночной камере. Окна нет, стены каменные, а дверь хоть и деревянная, но железом окована. Не вырвешься.

На земляном полу лежала полусгнившая солома, и Андрей улёгся на неё. Теперь он не в силах что-либо изменить, надо хотя бы отдохнуть.

Спал долго, и утром его разбудил стражник – принёс жиденькую баланду и кусок хлеба с водой. Не ресторан, конечно, но подкрепиться не мешает.

И потянулись однообразные дни. О времени суток Андрей судил только по тюремщику, когда тот приносил ему еду – завтрак и обед. Ужина в тюрьме не было. Иногда из коридора доносились крики – это истязали арестованных. Надо признать, на нервы это действовало изрядно. И ещё убивала неизвестность. Почему его никуда не водят, почему не допрашивают?

Всё разъяснилось через две недели. В неурочный час загремел засов и открылась дверь.

– Выходи!

Андрей вышел в коридор. Тюремщик отвёл его наверх, на первый этаж, и завёл в комнату.

Ба! Перед ним сидели на скамье и человечек, и сам Шуйский, собственной персоной. Так вот почему его не дёргали никуда! Приезда царя ждали!

– Какая неожиданная встреча! – всплеснул руками государь. – Заждался я тебя!

– А я и не скрывался, письмо тебе послал.

– Получил, а как же! Только ты пропал куда-то. Не деньги ли тратил?

– Целы твои деньги, государь. На нас напали, охрану побили. Спасая груз, утопил я его в приметном месте. Достать можно, счесть – ни деньги не пропало.

– Хм, похвально, похвально… Только я знаю больше, чем ты думаешь. Вот, Леонтий Ипатьевич помог. Зачем ты Андриянова с супружницей убил, пёс смердящий?! – Шуйский сорвался на крик.

– Не я, государь. Разбойники то были, целая шайка. Охрана Андриянова противостоять не смогла, сами погибли. Я помог убить главаря.

– Врёшь, негодник!

– Богом клянусь! Андриянов, умирая от раны, сказал мне про тайник.

Шуйский и человечек переглянулись:

– Так ты знаешь про тайник?

– Не всё ты знаешь, государь.

– Дерзишь! Как бы кровавыми слезами не заплакал. Перед государем стоишь! – подал голос Леонтий.

Хм, выслуживается!

– А умирать едино – раньше или позже. И ты смертен, государь!

– Да как ты смеешь! – Леонтий Ипатьевич подскочил к Андрею и ударил его по лицу.

Шуйский кивнул удовлетворённо, но в Андрея как бес вселился:

– Тебе жить и править осталось два года, Василий Иванович. В тюрьме польской умрёшь, доподлинно знаю.

Ему бы, может быть, молчать надо было, каяться, он же на рожон попёр.

– Может, ты и про мою смерть скажешь? – вкрадчиво спросил Леонтий.

– Ты умрёшь скоро – месяц-два.

Леонтий начал бить Андрея кулаками – в живот, лицо. И чем больше бил, тем сильнее распалялся. Остановил его Шуйский:

– Уймись, Леонтий, он мне живым нужен, и не калекой. А ты говори, Гришенька, говори. Занятно мне тебя слушать.

– Как купец умер, я дом его купил – через сорок дней после его смерти.

Царь кивнул:

– Говорили Леонтию в управе, он сыск вёл.

– Потом вместо Андриянова встал. Для дела лавку вёл, торговлишку – жить-то на что-то надо. Но из тайника копеечки не позаимствовал.

– Это ты молодец, правильно сделал, мудро. Если всё в целости окажется, за службу боярином пожалую, на свободу отпущу. Дело за малым. Проедешь с Леонтием – под охраной, разумеется. Покажешь, где груз сбросил. А потом – в Шую.

– В Шую-то зачем?

Шуйский и Леонтий переглянулись, и Андрей понял, что тайника они не нашли. Он им нужен, чтобы показать, где груз, и открыть вход в тайник. Стало быть, вход они не обнаружили, а наверняка всё перерыли.

– Сам-то догадаться сподобишься?

– Понял уже. Тайник вы не нашли.

– Умён, сообразителен. Пока всё будешь делать правильно, никто тебя пальцем не тронет. Так ведь, Леонтий?

Человечек только кивнул, он – лицо подчинённое.

– Ну вот и славно, считаю – договорились. Завтра же и поезжайте.

Царь, не прощаясь, вышел.

Леонтий уселся на лавку и уставился на Андрея:

– Откуда насчёт смерти царя знаешь?

– Звёзды и карты подсказали, – усмехнулся Андрей.

Леонтий засмеялся:

– Ерунда, вилами на воде писано! А я уж думал… – Он махнул рукой. Потом вскочил, открыл дверь: – Уводи!

Повернулся к Андрею:

– Бежать не вздумай! Охрана десять человек, и все люди надёжные.

– Понял. Да и зачем мне? Отдам не моё – и свободен. Царь же посулил.

Тюремщик вытолкал Андрея в коридор, и он не увидел, как Леонтий криво усмехнулся:

– Ха! На свободу! Кто же его отпустит, если он знает про… – Леонтий замолчал: и у стен бывают уши.