Когда через пять минут старухи явились к магазину во всеоружии, побелка была уже готова. Батюшка и приезжий ударами кулаков вгоняли в бочку деревянную крышку.

Затем отец Симеон одним рывком положил бочку на бок. Бабст уперся в нее руками — и покатил по дороге.

— А ну-ка, стройся! — скомандовал святой отец, поднимая швабру, как хоругвь. —Терхировна, ты здесь за старшую остаешься, будешь дальше раствор готовить! Собирай народ, ведра неси! И чтоб без комков у меня!

Старухи построились в колонну по три.

— За мной шагом марш! — гаркнул поп, и процессия с пением мантры двинулась по направлению к сияющей на солнце священной горе.

Утро новой жизни Генриетта и Виолетта Пекунины встречали, сидя на крыльце отцовской избы и попивая кофе в компании своей французской подруги. Несмотря на ранний час, они уже успели приодеться и накраситься — хоть сейчас на обложку модного журнала. Княжна Собакина на их фоне выглядела скромнее, мудрее и взрослее, как и подобает наставнице. Отыгрывая сценку «французская гостья лакомится превосходным кофе» (пить это пойло, к сожалению, могли только упрямые сестры), она давала последние указания:

— И главное, девочки, без крайностей. Мужчина, хоть и является существом примитивным, движимым инстинктами и своим непомерно раздутым махровым эго...

— Чем раздутым? — хихикнула Генриетта, прикрывая рот ладошкой.

— Эгоисты они все махровые, — пнула ее локтем Виолетта.

— А, ну да! — закивала сестра.

— ...все же нужен нам для разнообразных приятных времяпрепровождений. Как то: интеллектуальных бесед о нравственном превосходстве женщины...

— Это как это? — снова перебила Генриетта.

— Ну, это когда мамка бате говорит: «Что ж ты лежишь, нет бы дров наколоть, я весь день по хозяйству пластаюсь, а ты только знай бонсаи свои окучиваешь!» А батя ей: «Во всем ты права, царица, только нету у меня сил подняться и встать!» — снова пояснила сообразительная Виолетта.

— Запятая, — с нажимом произнесла Мурка, — для разного рода приятных излишеств — надеюсь, не надо объяснять, каких?

— Да! — с пионерским задором воскликнула Генриетта.

— Нет! — не менее бодро откликнулась Виолетта.

— Вот. И наконец, для продолжения рода.

— А разве это не патриархальные установки? — щегольнула новыми знаниями Виолетта.

— Это если муж тебе говорит: рожай наследника, а не то лишу средств к существованию, — тогда патриархальные. А если тебе самой хочется — другое дело. Вы, главное, в сепаратистский феминизм не уклоняйтесь. Это скучно, дорогие мои, — картинно зевнув, произнесла Мурка и, воспользовавшись замешательством собеседниц, потихоньку вылила кофе на землю.

Вдруг послышался шум, и в конце улицы показался столб пыли. Казалось, что приближается племя пеших кочевников, которое решило двинуться в поход с раннего утра, да еще и в понедельник. Племя все приближалось и приближалось, пока остроглазые девушки не начали различать отдельные детали: катящего бочку Бабста, широко шагающего рядом с ним попа, вооруженного шваброй, и вприпрыжку бегущих следом старух с вениками.

— В баню нешто собрались? — удивилась Генриетта. — А почему с попом? А почему в понедельник?

— И мужик с ними какой-то незнакомый! А чой-то он перед собой катит, эго, что ли, раздутое? Совсем чекурдыкнулся? — приложила указательный пальчик к щеке Виолетта.

Мурка внимательно поглядела на подопытного и поняла: эксперимент провели без нее. «Довыпендривалась, Маша, поздравляю, все пропустила. И правильно тебя Иван Ильич уволит без выходного пособия. Приедешь сюда — будешь в сельском клубе лекции о феминизме читать!» — мысленно выругала она себя.

— А, человек с бочкой, — с улыбкой произнесла она вслух. — В Париже теперь многие так делают. Идею предложили художники Гекльберри энд Финн, слыхали? Называется актуальное искусство.

Процессия тем временем поравнялась с председательской избой. Бабст притормозил, чтобы передохнуть. Остановились и остальные.

— А ну-ка, девки, шагом марш с нами! — гаркнул поп.

— Может, батюшка, оставим их? На святое дело идем, а они в непотребных одеждах, — зароптали старухи.

— Каких еще непотребных? Это же топ от Гуччи! — возмущенно воскликнула Виолетта.

— Оно и видно, что гоп до кучи!

— Пойдем, батюшка, от греха!

— А очкастую, так и быть, возьмем! Все ж таки Собакина...

— А эти охальницы пусть остаются у своей кучи.

— Молчать! Все за мной! — распорядился поп.

Мурка спрыгнула с крыльца и улыбнулась:

— Пойдемте, пойдемте, девочки, посмотрим, что они затеяли!

— А почему это мы должны его слушаться? — удивилась Виолетта. — Ты же сама говорила...

— Ну, нам же интересно, чем дело закончится? Правда?

Председательским дочкам было куда интереснее услышать еще одну чудесную историю из жизни актуальных художников — да хотя бы тех же Гекльберри энд Финна, но они решили, что княжне виднее, как следует поступать настоящим модным феминисткам.

Поплевав на ладони, Бабст вновь покатил бочку вперед. Остальные двинулись за ним.

Мурка-терминатор вступила в контакт с представителем церкви и, опустив глаза долу, скромно поинтересовалась, что происходит, зачем бочка и что будет дальше?

— Идем святую гору белить! — загадочно ответил поп. — На Костяна могучий дух снизошел. На меня тоже, однако помельче. Так что жди, дочь моя, что будет, помалкивай и помогай по мере сил.

— Он пил что-нибудь с утра? — на всякий случай спросила Мурка, кивнув в сторону Бабста, хотя и так было понятно, что пил.

— Это к делу не относится! — строго ответствовал батюшка и рысью побежал догонять своего друга. Бабст не обращал на него внимания: он катил бочку степенно, размеренно и молча.

Миновали деревянные ворота, дошли до кладбища у подножия гремка. Бабст еще раз остановился, поплевал на ладони и покатил бочку вверх по тропе.

Княжна Собакина залюбовалась им: вот он, настоящий русский мужик, Илья Муромец! Сидел-сидел на печи, а потом подхватил бочку — и в гору! Как это похоже на русских богатырей! Мурка-терминатор ехидно добавила: «Ничего более бессмысленного, чем катить бочку в гору, этот богатырь придумать, конечно, не мог. Может быть, он там, наверху, сам в эту бочку залезет и покатится вниз? А у местных селянок появится новый вид развлечения? Не все же им приезжих задирать».

Взбираться на крутой склон гремка старухам было тяжело, и процессия растянулась в длинную цепочку. Бабст вырвался вперед, батюшка Симеон, Мурка и сестры Пекунины старались не отставать, но куда там: новый Сизиф пер в гору как танк.

Оказавшись на вершине, Бабст поставил бочку вертикально, а потом присел на корточки и стал тщательно ощупывать плотную, глинистую, совершенно лишенную растительности почву. Не удовлетворившись осмотром, он встал на колени и приложил ухо к земле, как любят делать герои вестернов. Потом вскочил на ноги и стал измерять плоскую поверхность горы шагами, отмечая что-то камешками и загибая пальцы.