Народу здесь не было совсем, а интерьер оказался выдержан в спартанском стиле позднесоветского минимализма. Все напоминало тысячи подобных заведений, и только одна необычная деталь сразу бросалась в глаза: укрепленный над стойкой бара телевизор был заключен точно в такую же клетку, как светофоры на улицах.

— Пьер, зачем они все решетируют? — спросила Вера, подходя к столику у окна. — Это чтобы не украли или чтобы не разбили?

Петр Алексеевич хотел подать ей красный пластиковый стул, однако тот оказался привинчен к полу.

— Да ты не волнуйся, сестренка, — успокаивающим тоном сказал он. — Наверное, просто так, на всякий случай. А может, темнокожая диаспора пошаливает, как у вас...

— А это что?! — воскликнул Паша, указывая на напечатанное крупными буквами объявление, висевшее возле стойки:

БРАТВА!

НЕ СТРЕЛЯЙТЕ ДРУГ В ДРУГА И В ТЕЛЕВИЗОР!

БЛАГОДАРЮ ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО,

ВАШ М.И.ЛИХОДУМОВ.

Под объявлением стояла замысловатая подпись и размытая печать.

— Н-да... — промычал Бабст. — А выпить все-таки надо. Эй, девушка!

Официантка с заспанным лицом принесла меню и встала поодаль, с любопытством оглядывая приезжих.

— Небритый гусь... — прочитал вслух Савицкий. — Ассортимент непривычный.

— А прайс дружелюбный, — попытался развеять общее мрачное настроение Паша.

Костя тоже ознакомился с меню:

— Водка от тринадцати рублей, несмертельная от двадцати, четыре вида бутербродов, туалет пять рублей. Все нормально, — заключил он.

— Я возьму вот эту булочку и кофе, — решила княжна.

— А я свинину по-краснопырьевски, — сказал Петр Алексеевич. — Надо ознакомиться с местной кухней.

Паша, остановивший было палец на небритом гусе, в последний момент спасовал и заказал мусс, кекс и «латте с молоком».

— Ну а мне ты поняла, чего надо, — обратился Бабст к официантке. — Вот и вот.

Девушка кивнула.

— Еще что-нибудь?

— Еще ответьте, пожалуйста, на вопрос, — сказал Паша. — Нас тут не убьют до смерти?

— Да что вы! У нас самое уютное и безопасное место во всем городе. Сам Михал Иваныч заходит после работы. С тех пор как его выбрали, ни разу стрельбы не было.

— А драки?

— Ну, подерутся иногда, — пожала плечами работница питания. — За что-то же они деньги платят. Значит, больше ничего не будете брать?

После ухода официантки посетители некоторое время молчали.

— В гостинице тоже решетки, — сказал наконец Костя, чтобы прервать паузу.

— Ты про этот парадиз? — встрепенулась княжна. — Послушай, Пьер, я еще никогда такого не видела, клянусь, даже в экваториальной Африке! И кто им только дал три звезды?! Я решительно отказываюсь жить в этой помойке! Стоматологи рекомендуют держать зубную щетку на расстоянии не меньше двух метров от унитаза. Но от такого унитаза, как там, ее надо держать в двух километрах. Знаете, что на нем написано? Вот, смотрите, я сфотографировала: «До 25 июня на унитаз не садиться. Может упасть!» А рядом на стене очень длинное ругательство. Видимо, осталось от предыдущего клиента.

— Дай-ка, дай-ка посмотреть! — оживился Бабст. Он взял фотоаппарат из рук княжны, вздрогнув от случайного прикосновения ее пальцев, увеличил снимок и стал прокручивать его слева направо. — Ух ты, загнуто-то как!.. Вот сукин сын!.. Ох, молодец!.. И что интересно — совершенно грамотно написано, даже все запятые на месте.

— Кстати, вы заметили, что по всему городу нарисованы вполне читабельные и очень грамотные граффити? — спросил Петр Алексеевич.

— Да, я даже одно сняла на память, — отозвалась княжна. — Костя, отдай, хватит! Вот, смотрите. Это на Дворянской: «Кипяченые сосут». Это русская эротика, да?

— Ага! — подхватил Паша. — Вот у меня была одна знакомая...

Однако договорить он не смог: Бабст пихнул его локтем под дых и показал за окно:

— Смотри, какой памятник странный!

Посреди площади возвышалась какая-то сложная конструкция с перекладиной, но разглядеть ее отсюда было трудно.

— Ну ладно, с памятниками потом разберемся, — сказал Савицкий. — Надо разработать план действий. С чего начнем? Наша конечная цель — это Вакхова трава. Где ее искать? Какие будут соображения?

— Надо сначала побольше узнать про этот город, — ответила Вера. — Паша, достань, пожалуйста, свой волшебный прибор.

— Для вас, несравненная, в любой момент.

Он извлек из кармана смартфон, нашел шпаргалку с закладками по теме «Вакхова трава» и открыл статью в Википедии.

— Ну-с, почитаем. Так, население двадцать тысяч... Город Пырьевск основан одновременно с Москвой на месте слияния Волги с рекой Пыркой. Так... Юрий Долгорукий... Левой рукой... Лжедмитрий Второй... Это все неинтересно. Во!

Расцвет города приходится на семнадцатый век. Появляются каменные палаты, церкви, монастыри. Построен собор, в котором служил пришлый грек Исидор, обличивший юродивого Вакха Волосатого.

— Ну! Ну! Дальше что?

— Дальше про нашего волосатого приятеля ничего не говорится. Дальше всякая чушь... А, вот интересно! В 1990-е годы Краснопырьевск неожиданно прославился как криминальная столица верхней Волги. Следы этого лихого времени до сих пор заметны на городских улицах.

— Да уж...

— Промышленных предприятий в городе почти нет, экология удивительная, местные жители утверждают, что их воздухом можно закусывать.

— Бутерброды того... подкачали, — некстати заметил Бабст, уже принявший двести грамм. Он взглянул на княжну, покраснел и добавил: — А воздух и правда свежий.

Вера улыбнулась.

— Так, а где мы сейчас находимся? — спросил Петр Алексеевич.

Все повернулись и посмотрели в окно.

Монументальное серое здание мэрии — видимо, бывший райком — было похоже на крематорий с флагом вместо трубы. Напротив него возвышалась бетонная трибуна с гербом СССР. И трибуна, и герб были в идеальном состоянии, и при желании можно было живо представить себе проходящую под ними расцвеченную кумачом первомайскую демонстрацию. К трибуне примыкали торговые ряды классической архитектуры, а за ними красовалась пышная новодельная церковь с синим куполом в таких же маршальских звездах, как на гостинице.

— Древнего собора больше нет, — заключил Паша. — Снесен Лжедмитрием Вторым. Вместо него выстроен новый храм.

— Храм Спаса-на-Понтах, — хмыкнул Бабст. — Чувствуется влияние столицы.

Петр Алексеевич, хотя и знал, что Костя — большой любитель древностей, но все-таки обиделся за Москву: