– Ну, что-то типа того, – ответил Додо.

– Ты, будь любезен, не юли. Я же должна знать, в чём тут дело, – настаивала девушка.

– Да, собственно ни в чём. Объяснять долго, но если кратко, в двух словах, то это как место где стоит церковь. Чем больше ты в этом месте делаешь добра, тем больше оно накапливается. И некоторым, вон, как Пашке, просто помогает тем, что оно есть.

– Тьфу, ты мне раньше не мог сказать? Я же этого бандюгана в такое хорошее место отправила. А он ещё там и пакостил. Надеюсь, он там атмосферу не испортил, а то Пашке ничего хорошего не достанется.

– Бандюган твой там ничего и не мог испортить, потому, как ты для него там доброе дело сделала, а он сам по себе значения не имеет.

– О как, – удивилась Даша, – слушай, а если я там спать буду, что мне за это будет?

– Подзатыльник от домового, – вдруг рассердился Додо, – я тебе серьёзные вещи рассказываю, а ты всё шуточки, да прибауточки.

– Ну, извини, родилась я такой. И меняться не собираюсь. Быть всё время серьезной это очень плохо, иногда даже к самым серьёзным вещам нужно относиться с юмором, иначе не выживешь.

– Тьфу ты, – плюнул Додо и исчез.

– Вот и поговорили, – ответила Даша в пустоту, выключила свет и прыгнула в кровать.

Утром Даша как всегда проснулась с первым петухом.

– Боже, какое это счастье, когда ты просыпаешься в своей теплой кроватке от своего любимого будильника, – подумала Даша и в дверь опять постучали.

На этот раз она точно знала, кто и зачем стучит. Пашка уже умытый, побритый и одетый стоял на пороге с комплектом постельного белья.

– Доброе утро, – сказал он, улыбаясь, – спасибо большое, кажется, меня отпустило.

– Ну и славно, – промурлыкала девушка, – заходи, сейчас ты будешь завтракать и рассказывать мне свои ощущения.

– Какие ощущения? – не понял мужчина.

– Те самые, Паша. Те самые. Ты мне обязательно должен рассказать, что там с тобой происходило, – Паша сел за стол, налил себе чая без сахара, выбрал самый черствый кусок хлеба и начал его грызть, – стой, ты что делаешь?

Он удивлённо посмотрел на девушку и спросил:

– Чего я делаю?

– Ты зачем чёрствый хлеб взял? Что за завтрак у тебя такой странный?

– А что, я вообще, по утрам не завтракаю…

– И давно? – ехидно спросила девушка, помня, как Пашка любил по утрам лопать бутерброды, густо намазанные домашней сметаной.

– Да как женился, так и не завтракал.

Даша пододвинула гостю масло:

– Извиняйте сметаны нема. Давай, не стесняйся, мажь маслом, я-то помню, как ты завтракал, не один раз мучилась с тобой за столом.

– Чего это мучилась? – возмутился Пашка, – вкусно же было.

– Вкусно, – согласилась Даша, – но уж очень жирно. Лично для меня, твой бутер, был очень тяжелым, пузо полдня потом болело. Бабушка травками отпаивала.

– Вот те на, – удивился Пашка, – ну, ты даёшь, а зачем же тогда их ела?

– Неудобно было отказывать твоей маме, – пожала плечами девушка, – ладно, ты мне зубы не заговаривай, ешь и рассказывай, что ты чувствуешь, когда спишь у нас в летнике?

– Ну, начнем с того, что я иду туда, когда чувствую себя больным. Вот знаешь, бывает такой момент, когда ты чувствуешь, что тебя выжали как половую тряпку, и ты начинаешь болеть. Вот когда у меня такое болезненное состояние и совсем, совсем плохо, тогда и прихожу. Ложусь, вокруг тишина, где-то возятся куры, вдалеке изредка лают собаки, и я начинаю дремать. А потом всегда одно и то же. Я слышу, как поет колыбельную моя бабушка, как в детстве, и я засыпаю. А утром просыпаюсь как новенький. Ничего не болит, ни душа, ни тело. На все плевать и я понимаю, что мне все по силам. Вот. Рассказал как на духу, ничего не утаил.

– Ууу, – разочаровано протянула Даша, – я думала там чудеса.

Паша взглянул на часы:

– Ооо, всё подруга, мне пора. А то ещё и от начальства по шапке получу. Спасибо за завтрак.

Даша проводила гостя, и занялась домашними делами, но из головы не выходила одна мысль о том, что и ей, Даше, нужно обязательно попробовать волшебный диванчик. Может он даст какие-нибудь знания, или даст наводку, где их найти. И к обеду она не выдержала и все-таки улеглась на чудотворное место. Диван был жестким и неудобным, в летнике очень жарко, в соседнем дворе возились и переговаривались куры, где-то в конце деревни замычала корова, мешали мухи, отвлекали какие-то мелочи, и кроме раздражения Даше никакого откровения не приходило. Она покрутилась несколько минут и тяжело вздохнув, встала.

– Нет, это точно не моё, – подумала девушка, – как тут вообще можно расслабиться, куры… собачки…Романтик, блин. Делать мне нечего, как на пыльном диване валяться. Пойду-ка я лучше бабушкину мечту претворять в жизнь.

Даша переоделась в заляпанную краской одежду, намешала голубой краски и пошла красить забор. Девушка работала настолько увлеченно, что не заметила, как к ней подошла Таня. Та взяла вторую кисточку и пропустив пять досок, начала мазюкать по забору. Тане было скучно работать в тишине, и она затянула:

– Сдавайся! В твоей войне ничья, и я прошу – возвращайся. Сдавайся! В моей пустыне ты мираж, но не исчезай.

Пела она ужасно, в детстве ей, скорее всего на ухо наступил не один медведь, а целое семейство, да и голос тоже очень сильно подвел, писклявый и скрипучий одновременно, он мог поднять мёртвого с могилы. Дашу от такого шедеврального исполнения перекосило, у неё, к сожалению, был идеальный слух, поэтому она часто страдала от исполнения песен окружающими, но вежливо молчала, ведь не всем дано быть музыкантами, а петь любят все. В этот раз вежливо промолчать не получалось, девушка разошлась не на шутку и у Даши от такого воя начала болеть голова.

– Танюх, ты чего? – спросила Даша подругу.

– Ничего, крашу, – ответила Таня.

– Ты не красишь, а размазываешь краску по забору, уж если решила помогать, то делай это нормально. А чего поешь?

– Что услышала последнее по телику, то и пою.

– Я бы тоже хотела услышать то, что услышала ты, а не то, что исполняешь, из-за твоего воя не понять что за песня.

– Что, так всё плохо? – расстроилась Таня.

– Если честно, то очень.

– Извини, – вздохнула подруга, – я просто думала, что ты задумалась, и не будешь обращать на меня внимание.

– М-да… Боюсь, что это невозможно. Тань, скажу честно, если ты захочешь кого-нибудь вывести из себя, спой ему. Неважно что, хотя бы