Михаил глупо хихикнул, почувствовав, как безудержно подступает новый приступ идиотского смеха.

– Как вам мой гель для душа, капитан?

– Пахнет гораздо лучше, чем твой обед, – отозвался Кондратьев.

Дубенский не выдержал и рассмеялся. Звуки смеха, пролетая сквозь угольную таблетку противогаза, становились совсем уж неприличными, и от этого хотелось смеяться еще больше.

Внезапно Кондратьев боднул его головой и скомандовал:

– Пошел! Там чисто! Давай быстрее!

И Дубенский уже не удивился, как мгновенно изменилось его настроение: от беспричинного веселья перешло к уверенности и собранности.

Он даже не полез, а почти побежал по этим проклятым скобам.

Снизу доносился голос капитана:

– Внимание всем! Входим – каждый на своем уровне! Осмотреться в помещениях, блокировать лестницы! Обо всем подозрительном докладывать незамедлительно! Встречаемся на техническом этаже!

Режим радиомолчания был нарушен, и Дубенский понял, что первые два бойца («ну да, их же осталось только два…») достигли цели. Теперь была его очередь.

Глухие удары, бьющие по крыше кабины, прекратились. Но если бы это означало конец всех напастей… Нет, Марина понимала, что надеяться на это глупо.

У Судьбы оставалось еще много подарков для нее. Например, едкий дым, пролезавший во все щели.

Она не знала, что могло быть гораздо хуже – если бы кабина застряла чуть повыше. Основная часть дыма уходила вверх: шахта лифта была идеальной дымовой трубой.

Когда-то она читала, что в чрезвычайных ситуациях женщины ведут себя куда осмысленнее и спокойнее мужчин; за внешними истериками и слезами скрывается неодолимое желание выжить; мужчина скорее погибнет, из последних сил сохраняя бесстрастное выражение лица. Природа. Никуда от этого не денешься. Мужчине нужно победить – любой ценой; а женщине – выжить. За те же деньги.

Она ощупала кабину лифта, где-то здесь должны были быть перила.

– Валерик! Постарайся открыть люк.

– Что, мама? Какой люк?

Марина расцеловала сына и принялась терпеливо объяснять.

– В крыше лифта должен быть люк. Надо открыть его и выбраться наружу.

Она пока не думала, куда выбраться и зачем. Ближайшей целью было выбраться из кабины, а там… Она решила действовать по ситуации.

– Залезай, сынок! Я поддержу!

– Мам…

– Давай!

Она встряхнула Валерика и подхватила под мышки.

– Нащупай поручни! – Правой рукой Марина обхватила кроссовки сына и поставила на поручень. – Ну? Стоишь?

– Да.

– Все нормально. Сейчас я… – Она быстро пригнулась и усадила сына себе на плечи.

– Мам, ты выдержишь? – озабоченно спросил Валерик.

Марина улыбнулась.

– Конечно, выдержу. Я все выдержу… Она услышала, как хлопают по потолку ладошки, пытаясь найти люк.

– Мам, где он?

– Не знаю. Где-то там, под лампами. Отрывай все и бросай на пол.

В темноте послышалось его натужное сопение… Затем хруст…

– Мам, это ведь может упасть на тебя.

– Не волнуйся, я закрыла глаза. Бросай, не бойся.

На пол кабины упала пластиковая панель, закрывавшая светильники, потом раздался мелодичный звон стекла: Валерик выдернул из плафонов лампы.

– Ну, что там? – спросила Марина.

– Что-то чувствую…

– Что?

Валерик приподнялся на ее плечах; Марина покачнулась, но старалась не двигаться с места.

– Нашел, мам! Там какой-то люк!

– Ну конечно. Я тебе про него и говорила.

На мгновение радость… и гордость охватили ее. Они смогли. Они сделали это!

Марина почувствовала, как ноги сына давят ей на плечи, и сейчас самым главным было устоять. Выдержать.

– Ну что?

– Он не открывается! – голос сына звучал обиженно. Валерик, уже было поверивший в их счастливое избавление, опускал руки. – Я не могу!

– Попробуй еще, сынок!

– Я НЕ МОГУ!!

Марина поставила его ногу на поручень.

– Ну ладно, ладно… Слезай. Мы что-нибудь еще придумаем…

Она нагнулась, упираясь руками в пол. Валерик слез. Он плакал.

– Мам, я не могу!

Марина обняла сына.

– Ничего… – Она целовала его и чувствовала на губах соленый привкус от его слез. – Мы выберемся, обязательно выберемся. Надо только… немного подождать. Придут спасатели и нас спасут…

Она сама не верила в то, что говорила, но изо всех сил старалась думать, что верит, иначе… иначе дрожь в голосе выдала бы ее.

Она обхватила голову сына, прижала ее к груди и стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, как делала это когда-то: когда Валерику было восемь лет и у него болели уши.

Она даже напевала какую-то песенку – без слов, просто мелодию. «Спасатели… Если бы они могли прийти, то давно уже были бы здесь…»

Это слово – спасатель – прочно ассоциировалось у Марины с краснолицым второгодником, но ведь он наверняка сейчас в своем Серпухове… Может быть, ест мороженое… И даже не знает, что здесь происходит.

«О Господи! Ну неужели так все плохо? За что?»

Она думала только о том, что рядом с ней ее сын. Они вместе. И хорошо, что они вместе. Ведь все могло случиться по-другому, не успей она запрыгнуть в лифт.

Марина представила себя мечущейся по площадке рядом с застывшей между этажами кабиной, и вздрогнула. «Нет, все могло бы быть еще ужаснее, чем сейчас. Гораздо…»

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и удивилась: «Разве не хватит слез на сегодня? Разве у меня еще остался запас слез?»

Звук, такой неожиданный и такой желанный, заставил ее вздрогнуть и насторожиться. Звонок.

В темноте она даже увидела свечение дисплея, пробивавшееся сквозь ткань Валерикова рюкзачка. Звонки продолжались и продолжались, и она, срывая ногти, принялась торопливо развязывать шнурки на рюкзачке.

– Ты взял с собой телефон? – воскликнула Марина.

Валерик прекратил всхлипывать и сказал как нечто само собой разумеющееся:

– Конечно… Ты же мне всегда говорила – бери телефон с собой!

– Ну почему ты не сказал об этом раньше? – Эти проклятые шнурки были очень скользкими, пальцы дергали завязки и срывались, но Марина нащупывала и дергала их снова.

– Ты же не спрашивала…

– Да… – Ей удалось развязать узлы; Марина запустила руку в рюкзачок и нашла маленький аппарат.