Волна «коричневых бунтов» прокатилась по всей Германии. Штурмовики требовали выполнения официальной нацистской программы — «25 пунктов». Рем провозглашал: «Тот, кто требует усмирить революцию, предает ее, рабочие, крестьяне и солдаты, которые маршировали под стягами СА, завершат свою задачу, не обращая внимания на приспособившихся «обывателей и нытиков». «Устраивает это вас или нет, — мы продолжим нашу борьбу. Если вы наконец-то поймете, о чем идет речь, — вместе с вами! Если вы не хотите — без вас! А если надо будет — против вас!»{826} Гитлер сразу и однозначно показал, что он не допустит мелкобуржуазного хаоса. Около 1500 руководящего состава штурмовиков, а заодно и те, кто на том или ином этапе вступал в конфронтацию с нацистами, нашли смерть в «ночь длинных ножей»[106]. Она похоронила все притязания мелкобуржуазных политических сил. Гинденбург поблагодарил Гитлера за «решительное и доблестное вмешательство, которое помогло удушить измену в зародыше»{827}.

Единственной организованной силой, способной противостоять фашизму, оставалась армия. Именно ее отказ в поддержке Папену во многом решил его участь, как канцлера. Но на этот раз армия сразу и почти безоговорочно приняла Гитлера. Причина этого, по мнению Папена, крылась в том, что «армия рассматривала Веймарскую республику как нечто чуждое ей по своей природе, как временную форму государственной организации, с которой военные не имеют глубинных связей. Тем не менее армия присягала на верность республике и ее конституции, и этот подсознательный конфликт лояльности приводил к возрастанию внутренней напряженности.

Представление военных о государственной власти, так долго пестовавшееся в прусской армии, находилось в естественном противоречии с веймарской системой правления…»{828}.

Мнение «вице-канцлера» перекликается с выводами, к которым приходил Уборевич во время своего пребывания в Германии в 1929 г.: «…Основная солдатская масса рейхсвера стоит правее социал-демократии, приближаясь во многих случаях к дейч-националам. Материальное положение солдата весьма хорошее… В стране принято много мер, чтобы авторитет солдата рейхсвера был высок… Офицеры во взаимоотношениях с солдатами вежливы, спокойны, хладнокровны и очень настойчивы… Политические ориентировки офицеров это — правее, много правее социал-демократии. Основная масса за твердую буржуазную диктатуру, за фашизм… Отношение к социал-демократии в основном ненавистное…»{829}.

Командующий войсками СИБ ВО Левандовский в своем докладе из Берлина в 1933 г. предупреждал: «Рейхсвер не выступит против фашизма, а, наоборот, борьба против Версаля, против марксизма объединит его с Наци. Он ему подчиняется и составляет одно целое с ним… Рейхсвер теряет свою политическую роль, если она вообще была у него как политическая сила… Каковы перспективы офицерства Рейхсвера? На это может быть дан короткий ответ: или перейти к Наци окончательно, или быть вычищенными. Конечно, большинство из этого офицерства будут у Наци, и сегодня они явятся тем костяком, на котором и развернется массовая фашистская армия, и возможно в случае колебаний гитлеровского правительства и его непрочности — они используют фашистскую массу, чтобы перепрыгнуть через самого Гитлера до восстановления военной диктатуры и борьбы против коммунистической революции»{830}.

Несмотря на поддержку масс и армии, дни нахождения Гитлера у власти были бы сочтены еще быстрее, чем у его предшественников, если бы он не решил главного вопроса — вывода страны из экономического кризиса. К этому времени экономическая система Веймарской республики рухнула окончательно — падение производства достигло более 40%, загрузка производственных мощностей составляла в машиностроении — 27%, в автомобилестроении — 25%, в строительстве — 20%, а всего германская промышленность в это время работала на треть своей мощности. 44% наемных рабочих оказались полностью безработными, 23% работали неполную рабочую неделю.

Голо Манн в связи с этим отмечал, что «профессиональные выразители германского общественного мнения предсказывали его (Гитлера) правлению недолгий срок… Накопившиеся экономические проблемы требовали срочного разрешения. То, что не удалось такому серьезному экономисту, как Брюнинг, вряд ли удалось бы необразованным шарлатанам». Однако «очень скоро стало ясно, что это мнение, разделяемое практически всеми, весьма и весьма ошибочно. Ибо сразу после «национальной революции» случилось совершенно неожиданное: «Уже в первые дни новые люди проявили такую энергию, какую не выказывало до них ни одно правительство Веймарской республики»{831}.

«С какой энергией национал-социалисты взялись за дело сразу после прихода к власти… до сих пор вызывает удивление, — отмечал О. Ференбах. — В свете их идеологической программы действия новых хозяев были отнюдь не дилетантскими и отличались последовательностью. Самое поразительное заключается не в том, что они оказались у власти, а в том, что, против всех ожиданий, смогли ее удержать…»{832}.

В условиях ограниченности финансовых ресурсов и неблагоприятной экономической конъюнктуры, Гитлер предложил мобилизационный план выхода из кризиса, при этом он отмечал: «Сейчас много говорят об экономике — об экономике частного предпринимательства и кооперативной экономике, социализированной и частнособственнической. Поверьте мне, в экономике решающим фактором являются не теории, а эффективность»{833}. Программа Гитлера по восстановлению экономики основывалась на двух четырехлетних планах. Для реализации программы фюрер потребовал себе особых полномочий, парламент предоставил их абсолютным большинством голосов.

Во внешних отношениях первым делом Гитлер решил вопрос репараций. Он сделал тот шаг, на который до него не решалось пойти ни одно правительство Германии. «Единственное, на что мы не могли пойти, — пояснял Папен, — была попытка разрешить ситуацию путем отрицания законной силы международных договоров, которые Германия в свое время была вынуждена подписать, и использования методов, применение, которых не подобает современному государству, управляемому на основе закона». Гитлер оказался не столь щепетильным{834}. Он просто отказался платить и Франция еще вчера угрожавшая введением войск и оккупацией, молча проглотила это.

Следующей проблемой был долг Германии, главным образом возникший вследствие реализации планов Дауэса и Юнга. К 28 февраля 1933 г. долг Германии, включая репарации, составлял 23,3 млрд. марок. На основе соглашения с крупными кредиторами в течение 1934 г. германский долг был сокращен на 97%, что только в этом году сэкономило Германии 1 043 млн. марок. Даже американские банки, которым Германия была должна 1 788 млн. долларов, согласились на уступки. Тем более что Германия гарантировала выплаты по этим займам. Англия, которой Германия должна была на середину года 1 718 млн. марок, заключила соглашение о невостребовании кредитов, что подтолкнуло к подобному решению и малые страны Европы.