На всех островах республики число жителей простирается до 300 000 греческого исповедания; часть дворянства последует католическому; все веры терпимы. Языки греческий и итальянский в равном употреблении. Здесь ходят турецкое серебро и венециянские червонцы; прочие деньги принимаются на вес.

История

Корфа в древности называлась Корцира, Феакия, Схерия и Кассиопея. Мятежи корцирские, по описанию Фукидида, известны были в самой отдаленной древности. В Корцире Аристотель ссылкой заплатил за заблуждение, которое и философия не всегда превозмогает. Симонид и Поликлет, граждане сего острова, получили бессмертие: первый стихотворениями, второй статуями. Корцира, населенная феакиянами, во время греческого величия воевала с Коринфом, Сицилией, Афинами и Сиракузами и наконец была позорищем славы и несчастья римлян. Корциряне отличались в легионах римских и брали сторону то одного, то другого триумвира, и здесь-то, после Фарсальской баталии, Катон встретился с Цицероном. Первый, не могши перенесть неблагоприятного удара судьбы, умерщвляет себя в Утике; другой, приняв начальство над последними легионами республики, ослабевает духом, предается во власть Кесарю и потом теряет жизнь. Смертью сих великих людей римляне утратили навсегда свободу. Скоро после того Антоний с Октавией праздновали в Корцире пагубный брак свой, стоивший толиких слез целому свету; и едва полвека протекло, как Агриппина прибыла туда явить похороны Германика.

В средние времена корциряне, принадлежа Восточной империи, служили в войсках Константина Великого, Констанция и других греческих императоров. Под начальством Велисария защитили они Рим от готов и Константинополь от турок. Крестовые рыцари собирались в Корфе для отплытия на завоевание Гроба Господня. Замечательно, что одна корфская церковь избегала гонений Диоклетиана. Епископы Корцирские, Аполидор и св. Арсений, известны своими христианскими поучениями и участием во Вселенских соборах. Когда Рожер основал Неаполитанское королевство, Корцира и Эпир соединены в герцогство и отданы Алексею, побочному сыну Эммануила. В сие время генуэзцы по договору для торговли имели в Корфе пристанище и построили старую крепость. После того герцогство было завоевано Неаполитанским королем Карлом; но иго сие скоро было свергнуто. Корфиоты, ослабленные сим усилием, угрожаемые покушением генуэзцев и не имея сил защитить себя, решились избрать себе покровителя довольно странным образом. Они положили провозгласить повелителем своим того, кто с депутатом их на Адриатическом море встретится первый. Встретилась венецианская военная галера, капитан оной объявлен был владетелем, но он отказался и сложил сие на республику, которая, заплатив малую сумму неаполитанскому двору, в сем новом приобретении осталась спокойной. Венецияне построили новую крепость и все другие укрепления, кроме генуэзской цитадели. Турки, осаждавшие Корфу несколько раз, никогда не могли ее взять, и стены ее были пределом побед их. Последняя осада, в 1716 году под предводительством Солимана, была славнейшая. Турки уже взяли город; войско и народ держались еще в старой крепости, как граф Шуленбург прибыл с помощным войском, и неприятель отступил. Столь внезапным избавлением корфиоты почитают себя обязанными св. Спиридонию и уверяют, что и турки с сего времени веруют в него, присылают мощам его дары.

В 1797 году, по Кампоформийскому трактату, коим уничтожена Венециянская республика и разделена между Австрией и Францией, Корфа с семью островами досталась во владение последней. Важное для Франции сие приобретение вскоре потеряно было нападением на Египет и разбитием их флота при Абукире. В 1799 году, когда Суворов освободил Италию, адмирал Ушаков, начальствуя над соединенным российским и турецким флотом, покорил Корфу, дотоле никем не побежденную. Вице-адмирал Сенявин, служивший тогда капитаном, особенно отличился взятием крепости Санта-Мавры.

1801 года марта 21, на Амьенском конгрессе, признана независимость Ионической республики под покровительством России и Турции. Последней каждые три года платит она по 750 000 пиастров, и за сим может почесться не принадлежащей Турции и пользующеюся всеми правами ее подданных. В последнее время, когда шесть островов, кроме Корфы, были завоеваны англичанами, на Венском конгрессе Ионическая республика признана состоящей под покровительством Великобритании.

Плавание от Корфы до Сиракуз

Получив провиант и налившись водой, 4 октября оставили мы Корфу. Ветер крепкий и противный дул во все сие плавание. Небо было пасмурно, и к ночи, когда ветер несколько стихал, начиналась гроза, дождь лил как из ведра, волнение было сильно, и беспрестанно рвало то паруса, то снасти. К неприятному сему плаванию прибавилось новое беспокойство. Течение вместе с ветром удалило нас от берегов Италии. Неизвестная скорость оного делала счисление пути сомнительным, поверить его помощью астрономических наблюдений не представлялось случая, постоянная мрачность скрывала от нас солнце и звезды. И так уже несколько дней блуждали мы, подобно страннику, потерявшему дорогу в темных бесконечных лесах. От качки усилилась течь. Капитан столько был сим озабочен, что офицеры беспрестанно должны были находиться на палубе. Никто не имел времени переменить мокрое платье, палубы рассохлись от жаров и всюду текло. Внизу на кубрике[59]пронзительный скрип переборок, действия помп и удары работающего конопатчика отзывались как в пустой бочке и ни на минуту не давали покою. Пассажирам нашим, не привыкшим к сему смятению, казалось, что фрегат близок к потоплению. Когда кто, сменившись с вахты[60], сходил в свою каюту, то докучали они смешными вопросами, и ничего не понимая, что вокруг них делается, хотели знать всему причину.

Наконец небо прочистилось, ветер несколько утих и мы увидели «Катансаро», на котором развевал флаг короля Фердинанда. Калабрийцы, как новые вандейцы, мужественно стоят за права его. Гаэта, под щитом героя герцога Гессен-Филипстальского защищается упорно. Массена, сей сын счастья, достойный поборник Наполеона, потеряв у Гаэты 20 000 солдат, не успел покорить и Калабрии. Глава патриотов Фра Диаволо (брат черта), заслуживший сие прозвание смелостью, сражаясь рассеянными толпами, мало-помалу истребил почти всю его армию. Английский генерал Стюарт, высадив 5-тысячный корпус в заливе Санто-Ефемии, разбил генерала Ренье, находившегося там с 7000 человек; заключенный Убрием мир побудил англичан возвратиться в Мессину, и новые усилия опустошителей Европы, ярость и огорчение жителей дошли до высочайшей степени. Французы жгли города и селения и расстреливали попавшихся в плен, называя верных сынов отечества бунтовщиками. Фра Диаволо жег и вешал французов и называл их разбойниками. С обеих сторон не было пощады. Плодоносная Калабрия покрылась пеплом и развалинами.

Лавируя близ берега, чем ближе подходили мы к Мессине, тем ветер более усиливался. В самом проливе волнение уменьшилось и в первые сутки фрегат довольно подвинулся вперед; но на другой день сделался шторм, капитан принужден был спуститься по ветру и идти в море. Без парусов, в одни снасти, по течению и ветру, фрегат полетел, как из лука стрела. Удалившись от берегов, волнение увеличилось, стремление боковой качки было столь сильно, что, не державшись за веревки, нарочно для сего протянутые, не можно было стоять на ногах. Ванты и штаги[61]ослабли, и мы опасались потерять мачты. Волны со всех сторон вливались, фрегат, как малый челнок, нырял, шел весьма быстро, зарывался в волнах, и весь состав его от сильного хода и трения близ руля дрожал. Небо, покрытое рассеянными тучами, скоро совсем потемнело, солнце скрылось, и ветер обратился в бурю, какой мне еще не случалось видеть. Течь увеличилась, почему в море остаться было опасно. Капитан, пригласив офицеров на совет, положил идти в Сиракузы, ибо при северном ветре в Мальту, по причине великого в порте волнения, входить невозможно. Проходя Катаньо, мы были свидетелями несчастного случая. Купеческий бриг, шедший из Мессины, может быть, по тем же причинам, как и мы, желал войти в порт; но лишь привел в полветра, поставил стаксели[62], как обе мачты упали, судно легло набок, в минуту было залито, поглощено волнами, и ниже обломка не осталось на поверхности. Пассажиры, устрашенные таким зрелищем, закрыли руками глаза, один из них, более набожный, желал исповедаться и причаститься. Добродушный монах наш пришел спросить меня: может ли он оказать сию услугу католику?