Ровира кивнул.

– Сегодня ты вытянул счастливый билет, – произнесла Алисия. – Тебе не придется мерзнуть. Идешь в кино. В «Капитолии» утренние сеансы начинаются в десять часов, там показывают сериал про обезьянку Читу. Тебе понравится.

– Премия «Оскар», – поддержал Варгас.

– Простите, донья Алисия, но раньше чем ваш товарищ раскроит мне череп, хотел бы попросить о помощи, если вас это не обременит, и заранее выражаю признательность за великодушие. Я прошу о малости. Не отправляйте меня в кино. Я пошел бы с удовольствием, но если в управлении меня уличат в саботаже, от меня мокрого места не останется. Разрешите, я буду следить за вами. Издалека. Если хотите, можете сказать, куда вы собираетесь пойти, и я вас никоим образом не побеспокою. Клянусь, вы меня даже не увидите. Но в конце дня я обязан доложить, где вы находились и чем занимались, иначе с меня шкуру спустят. Вы не представляете, что это за люди. Пусть ваш товарищ подтвердит…

Варгас смотрел на недотепу с оттенком сочувствия. В каждом отделении комиссариата обычно имелся один такой персонаж, назначенный парией, – половик, о который принято вытирать ноги и кого третируют даже уборщицы.

– Вы меня предупредите, о чем я могу упоминать и о чем нет. И мы все останемся в выигрыше. На коленях молю…

Алисия не успела ответить. Ткнув в Ровиру указательным пальцем, Варгас проговорил:

– Послушай, щенок, ты мне напоминаешь Чарли Чаплина, и я испытываю к тебе симпатию. Предлагаю следующее: ты ходишь за нами, но держишься на расстоянии. На очень большом расстоянии, как Риоха от Пеньона. Если я тебя увижу, почую или хотя бы заподозрю, что ты обретаешься ближе двухсот метров, мы будем выяснять отношения по-мужски. И я сомневаюсь, что в комиссариате обрадуются, увидев твою физиономию, разукрашенную как пасхальное яйцо.

У Ровиры перехватило дыхание.

– Тебя устраивает мое предложение или нужен аванс? – уточнил Варгас.

– Двести метров. Маловато. Давайте двести пятьдесят, в подарок. Огромное спасибо за великодушие и понимание. Вы не пожалеете. Никто не может сказать, что Ровира не выполняет…

– Проваливай! Меня бесит даже твой вид! – крикнул Варгас, пресекая его излияния.

Ровира поспешно изобразил нечто вроде поклона и задал стрекача. Варгас смотрел, как он улепетывает, лавируя между прохожими, и улыбнулся.

– Вы сентиментальны, – проворчала Алисия.

– А вы сущий ангел. Давайте я позвоню Линаресу, чтобы уточнить, дадут ли нам сегодня утром взглянуть на машину.

– Кто такой Линарес?

– Один из лучших. Мы вместе начинали, и он до сих пор остается хорошим человеком. Много ли таких, о ком это можно сказать после двадцати лет службы в полиции?

Они вернулись в ресторан, и Микель предоставил им телефон. Варгас позвонил в Центральный комиссариат на Виа-Лайетана и был подхвачен вихрем искрометного разговора со своим приятелем Линаресом, который, как танец, включал обязательные элементы – ссылки на мужскую дружбу, шутки сомнительного свойства и наигранное бахвальство. Целью ритуальных плясок было получить разрешение подъехать, чтобы задать вопросы и осмотреть машину, на которой, предположительно, путешествовали в Барселону из Мадрида Маурисио Вальс и его водитель, наемный убийца и наперсник. Алисия следила за разговором с увлечением, будто слушала водевиль, восхищаясь ораторским мастерством Варгаса и легкостью, с какой он нанизывал фразы, призванные польстить коллегам, и произносил красноречивые, высокопарные монологи, лишенные смысла.

– Все улажено, – сообщил Варгас, повесив телефонную трубку.

– Вы не подумали, что этому вашему Линаресу было бы интересно узнать, почему вы придете со мной?

– Конечно, подумал. Потому я о вас и не упомянул.

– Что вы объясните, когда ваши коллеги увидят меня?

– Что мы жених и невеста. Не знаю. Что-нибудь придумаю.

Они взяли у ратуши такси и отправились в путь. Обычно утром в эти часы машин на Виа-Лайетана прибавлялось, движение становилось плотным, и водителям приходилось снижать скорость и мучительно ползти в общем потоке. Варгас созерцал в окно дефиле монументальных фасадов домов, выплывавших из тумана, как океанские корабли. Таксист поглядывал украдкой в зеркальце на пассажиров, возможно, гадая об отношениях и странности этой пары. Но его любопытство и ненужные мысли исчезли с началом популярной спортивной передачи по радио, где горячо обсуждался наиважнейший вопрос, вылетела ли уже футбольная команда из лиги или еще есть шанс побороться.

13

Его называли «Музеем слез». Павильон необъятных размеров занимал территорию между зоопарком и пляжем. Вокруг раскинулся обширный комплекс кирпичных зданий и ангаров – цитадель, выстроенная на взморье, над ней возвышалась монументальная водонапорная башня, походившая на круглую крепость, парившую под облаками. «Музей слез» являлся реликвией, развалиной, спасенной от сноса, которому подверглись почти все сооружения, возведенные к Всемирной выставке 1888 года. Много лет павильон пребывал в запустении, после чего мэрия передала его Верховному управлению полиции, и оно приспособило помещение под склад и удобную погребальную камеру. В бездонном хранилище годами копились папки с материалами уголовных дел и судебными протоколами, вещественные доказательства, трофеи и конфискованное имущество, оружие и всевозможные инструменты, памятные сувениры и сокровища, составлявшие наследие более чем семидесяти лет творившейся в Барселоне скверны, преступлений и наказаний.

Здание завершалось куполом, напоминавшим своды Французского вокзала, находившегося поблизости. Перекрытие кровли пропускало узкие клинья света. Они пронизывали сумрак и рассеивались по замысловатому лабиринту коридоров, стены которых вздымались порой на сотни метров над головой и превосходили по высоте большинство зданий в Энсанче. Лестницы и мостики, объединенные в сложную систему наподобие сценических механизмов, висели под потолком, обеспечивая доступ к верхним ярусам, где нашли пристанище вещи и документы, проливавшие свет на тайную историю Барселоны начиная с последней четверти XIX столетия. В этом лимбе за семь десятков лет активного использования осели разнообразные артефакты – от повозок и допотопных автомобилей, изъятых у преступников, до энциклопедической коллекции оружия и ядов. В хранилищах скопилось такое множество произведений искусства, внесенных в описи незавершенных следственных дел, что экспонатов хватило бы на несколько музеев. Немало слухов, особенно среди новичков и стажеров, ходило о жутковатом собрании расчлененных трупов, обнаруженном в подвале особняка богатого «индейца» в квартале Сан-Жервази. Часть жизни магнат прожил на Кубе, купаясь в лучах славы и роскоши, и пристрастился к истязаниям рабов и охоте на них. По возвращении он оставил опустошительный след среди босяков, завсегдатаев злачных мест и забегаловок на Паралело. Многочисленные исчезновения так и остались нерасследованными.

Целую галерею занимали стеклянные колбы с образцами различных видов фауны, плававших в желтоватом формалине. В павильоне хранился внушительный арсенал кинжалов и ледорубов, а также несметное количество режущих приспособлений, при виде которых даже у самых опытных мясников волосы на голове встали бы дыбом. Особое любопытство вызывала отдельная секция павильона, закрытая на семь замков, куда можно было войти только с разрешения самых высоких инстанций. Там лежали документы, реквизированные в ходе расследования происшествий и преступлений, связанных с религией, мистикой и оккультизмом. Поговаривали, будто в том архиве находились досье на особ из высшего общества Барселоны, причастных к делу Вампирши с улицы Пониенте[39]. Там же, по слухам, осели корреспонденция и списки посетителей сеансов экзорцизма с участием Жасинта Вердагера[40], проводившихся в квартирке по соседству с улицей Принцессы. Разумеется, данные компрометирующие документы не были и не будут обнародованы.