– Это моя двоюродная сестра, – тихо сказал он, перебив меня. Я тотчас замолчала. – Скорее, она была мне как родная сестра.

Вот так неожиданность. Растерявшись, я не знала, что ответить, пока не сообразила, что он употребил глагол в прошедшем времени.

– Постой, ты сказал «была»? С ней что-то случилось?

– Она ушла, ее больше нет с нами, – отозвался он и устремил взгляд в окно, теперь сосредоточенный и непроницаемый, вновь с тем замкнутым выражением лица, которое не позволяло прочесть его мысли.

И все же я поняла, что эта история его больно ранила. Я открыла рот, намереваясь сказать что-то утешительное, чтобы исправить свою ошибку и спасти ситуацию, но сумела только выдавить неразборчивое:

– Черт, мне жаль, что я напомнила тебе о ней, Адрик. Я…

– Расслабься, ничего страшного, – прервал он меня резко, возвращаясь к своему обычному образу Адрика Недоступного.

Я сообразила, что лучше не расспрашивать его о той девушке, как не стоило и упоминать о фотографии. Проклятье, длинный язык меня порой сильно подводит.

Мы немного помолчали. У меня еще теплилась надежда, что неловкость и отчуждение, возникшие после упоминания его кузины, исчезнут. Однако атмосфера оставалась натянутой, и я серьезно разозлилась на себя из-за допущенной оплошности. Именно в тот момент, когда Адрик, наконец, открыл душу и начал откровенно говорить о себе, я вдруг ляпнула то, чего не должна была говорить, и он вновь возвел вокруг себя стену, натянув знакомую маску невозмутимого хладнокровия. Желание разговаривать с таким Адриком зачахло на корню. Что за чертовщина происходила со мной.

Я перевела дух и встала с дивана.

– Мне пора идти, – вздохнула я, чувствуя себя идиоткой, так нелепо облажавшись. – Я прекрасно провела время, спасибо за… компанию и все такое.

– Не за что, – отозвался он с прохладцей.

Итак, его нисколько не заботило, что я собралась уходить. Конечно, он был рассержен.

«Прекрасно, Джуд. Как же тебя угораздило заговорить о почившей кузине? Господи, неужели тебе не хочется дать ему ногой между ног?»

Пока я ставила на журнальный столик бутылку, у меня в голове боролись противоречивые мысли. Мне оставалось только уйти, так как в моем понимании гордость означала, что уходить надлежит с высоко поднятой головой (всегда, даже если сплоховала я сама), извинения не приветствовались. Однако я впервые задалась вопросом, а нужно ли поступать так и дальше?

Я поняла, что не хочу. Несмотря на стремление уйти, в глубине моей души вдруг забил родничок другого желания. Желания иррационального, похожего на то, которое раньше побудило меня обнять Адрика. Меня так и подмывало сказать ему то, чего не следовало говорить.

А если я совершу ошибку, сделав это? С другой стороны, как иначе я пойму, ошиблась или нет, не попробовав?

Проклятье…

Джуд Дерри готова противостоять любым трудностям. И настало время справиться хотя бы с одной.

Я развернулась, содрогаясь от волнения. Адрик по-прежнему смотрел в окно, вероятно, ожидая услышать, как хлопнет дверь.

– Ты во многом был прав той ночью, в домике на дереве, – начала я, стараясь говорить уверенно и спокойно, хотя чувствовала, что от переполнявших меня эмоций свело живот и сердце забилось сильнее. – Я ходячий кошмар. Я невыносима. Я убеждена, что все знаю, все могу и что я самая сильная. Я настолько упрямая и гордая, что у меня отнимается язык при одной мысли, что нужно попросить прощения, и тем не менее, думаю, я не умру, если на сей раз признаю, что ошибалась.

Адрик повернул голову и с интересом поглядел на меня.

– В чем ты ошибалась? – спросил он невозмутимо, нисколько не удивившись. Он явно не собирался воспользоваться моим порывом откровенности, так как в его тоне не слышалось ни тени насмешки.

Я проглотила комок в горле, поскольку у меня внезапно пересохло во рту. Я волновалась.

– В том, что всего лишь… Кое в чем, что не хотела говорить, – сказала я негромко дрогнувшим голосом.

Адрик поменял положение на диване и теперь очень внимательно смотрел мне в глаза.

– Почему не хотела?

Я обхватила себя руками, чувствуя уязвимость, словно стояла на сцене. Я отвела взгляд. Меня одолевали сомнения, а сердце в груди колотилось еще быстрее, чем раньше. Я не знала, как ответить и что произойдет, если я начну говорить откровенно, но мне было необходимо излить душу. От переполнявших меня эмоций уже мутило, и если бы я немедленно не выплеснула их, не найдя выхода, они могли превратиться во что-то страшное. Мне было нужно хотя бы попытаться избавиться от невыносимого груза эмоций. Если это получится теперь, дальше будет легче.

– Я боялась, – честно призналась я.

– Чего ты боялась? – Брови Адрика сошлись на переносице, и на лице появилось выражение искреннего недоумения, словно он не понимал смысл сказанного мной. – По-твоему, что произошло бы в худшем случае?

– То, что… – едва слышно прошептала я.

– Что же? – подбодрил он меня.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сомневаюсь, что мой голос прозвучал уверенно. Скорее, в нем послышались беспомощность, волнение, даже нерешительность, но я отвечала искренне:

– Что, признав правду, я не знала бы, как избавиться от чувства, поскольку мне понравился наш поцелуй, Адрик. Очень понравился.

Повисла тишина. Самая страшная тишина в моей жизни. Она была такой глубокой, выразительной и непонятной одновременно, что я повернулась, поспешив уйти. Клянусь, я поверила, что он не скажет ни слова, молча послав меня к черту…

Но Адрик вдруг догнал меня, взял за руку и развернул к себе. Мы очутились лицом к лицу. Я осознавала, какой он высокий, ощущала его близость и жар, исходивший от тела. С минуту он сверлил меня странным взглядом, от которого мурашки побежали по коже, пробуждая во мне трепет и волнение.

– Ты рассыпалась или взорвалась, сказав это? – произнес он более теплым тоном, нежели раньше.

– Не смейся, – проворчала я недовольно. – Сам понимаешь, нет ничего хорошего в том, что мне понравилось, Адрик. Совсем ничего хорошего.

Почувствовав в моем голосе искреннее уныние и горечь, Адрик нахмурился, выражая несогласие.

– Кто сказал, что это плохо?

– Ты даже не представляешь… – пробормотала я, совершенно подавленная, испытывая глубокое чувство вины. – Ты ничего не знаешь…

…о тайном плане, которому я следовала, о том, что притворялась… Существовала немалая вероятность, что Адрик был сообщником Эгана, или же он мог догадаться, что я готовилась нанести его братцу сокрушительный удар. Однако на поверку временами он оказывался полной противоположностью тому, что было сущностью Кэшей, так что я не знала, что и думать. И совсем растерялась, когда он, взяв меня за подбородок, заставил посмотреть себе в лицо.

– Чего я не знаю? Что ты не ожидала, что тебе понравится придурок, постоянно затыкающий тебе рот? – спросил он и попал точно в цель. – Тебя это огорчает? Ерунда, такое случается, вот и все.

– Ты не нравишься мне, Адрик, – заупрямилась я, пытаясь зачем-то убедить его в том, что противоречило всякой логике.

Сжав губы, он посмотрел на меня довольно сердито.

– Ты можешь прекратить изображать из себя невыносимую всезнайку, а? – простонал он.

– Что? – с тревогой переспросила я и по-дурацки хихикнула. – Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь, ну, хоть капельку?

Он задумчиво помолчал мгновение, фыркнув. Он словно сомневался, стоит ли говорить, но в конце концов решился.

– На самом деле, Джуд, ты мне не нравишься, – серьезно и решительно заявил он. – И в настоящий момент я не представляю, сильно или