Внезапно кто-то окликнул Владимира, сказав, что к Москве приближается войско под стягами великого князя. Остановившись на очередном замахе, Владимир зло плюнул на исполосованного в кровь Сары-Ходжу негромко обронив: «Не надейся, собака, что ты умрешь легкой смертью!»

Дмитрий Иванович привел из Костромы двадцать тысяч пехоты и четыре тысячи всадников. Он, как и Владимир, до последнего момента не мог поверить страшным слухам, которые докатились и до поволжских городов. И вот, увидев сгоревшую, пропитанную смрадом Москву, Дмитрий заплакал навзрыд, закрыв лицо ладонями. В тяжелом горестном молчании стояли подле рыдающего великого князя его верные соратники Дмитрий Боброк и Федор Свибл.

Заметив спешащего к нему Владимира, Дмитрий кинулся в его крепкие объятия, зарыдав еще сильнее. Казалось, сердце великого князя вот-вот разорвется от горя.

— Ох, жжет меня туга-печаль, брат мой! — рыдал великий князь. — Сдавило меня горе железной хваткой: ни вздохнуть ни разогнуться!.. Все труды мои прахом пошли, все чаяния мои черным дымом по ветру развеялись. Все заново начинать придется — от руин и головешек… Где силы взять, брат? Как перемочь беду сию?..

Владимир и сам с трудом сдерживал слезы, не зная, чем утешить Дмитрия, как сказать ему, что не найдены среди убитых его жена и дети, что, скорее всего, полонили их татары.

Однако вскоре выяснилось, что великая княгиня Евдокия и ее дети живы-здоровы. Они успели уйти из Москвы вместе с митрополитом Киприаном, который бежал в Тверь за день до появления у московских стен орды Тохтамыша. Княгиня Евдокия с детьми укрылись в Переяславле-Залесском. А когда татары стали угрожать и Переяславлю, то великая княгиня со своими чадами перебрались в Ростов. Туда же уехала и мать Владимира, княгиня Мария Ивановна.

После этих известий, полученных им от Федора Свибла, у Владимира немного отлегло от сердца. Счастливому провидению было угодно сберечь от погибели его мать и семью. Не досталась нехристям и семья великого князя.

Выплакав горькие слезы, Дмитрий Иванович принялся за восстановление своей сожженной столицы. Прежде всего надлежало захоронить тела убитых русичей. Великий князь платил могильщикам из своей казны по одной московской гривне за каждые восемьдесят погребенных тел. Всего было выплачено на этот скорбный труд триста гривен серебром. Таким образом, в могильные ямы было опущено двадцать четыре тысячи трупов.

Среди убитых московлян было найдено и изрубленное саблями тело Остея, которое удалось опознать лишь с большим трудом. Трупы Остея, архимандрита Иова, многих бояр и иереев были обнаружены среди развалин московского посада. Все эти имовитые люди зачем-то вышли из города и были убиты татарами. На военную вылазку это не походило, поскольку священники не пошли бы на такое дело.

— Скорее всего, Остей предпринял попытку вступить в переговоры с Тохтамышем и поплатился за это головой, как и вся его свита, — прозорливо заметил Дмитрий Боброк в беседе с великим князем.

Расследуя причины взятия Москвы татарами, Дмитрий Иванович допросил и Сары-Ходжу. Тот рассказал все, что знал и видел. Со слов Сары-Ходжи выходило, что к переговорам с Тохтамышем Остея подтолкнули сыновья суздальского князя Дмитрия Константиновича, Симеон и Василий Кирдяпа. Эти двое находились в свите Тохтамыша по воле своего отца, который желал задобрить хана и выпросить у него ярлык на великое княжение.

— Я вижу, тесть мой по-прежнему на великое княжение взойти хочет, — негодовал Дмитрий Иванович, выслушав Сары-Ходжу. — Так вот почему он не пожелал выступить против Тохтамыша, подлая душа! Понадеялся, мерзавец, что Тохтамыш сокрушит меня и возвысит его. За моей спиной с Тохтамышем об ярлыке договаривался, негодяй. Вот тебе и родня! Вот и верь после этого клятвам и обещаниям!

Теперь Дмитрию и Владимиру открылись все обстоятельства взятия Москвы Тохтамышем.

После двух неудачных штурмов московских стен Тохтамыш выслал к Фроловским воротам сыновей суздальского князя, которые убедили Остея и приближенных к нему бояр встретиться с Тохтамышем и в знак покорности вручить ему дары. Мол, Тохтамыш пришел сюда воевать с князем Дмитрием, а коль Дмитрия нет в городе, то великий хан готов отступиться от Москвы. Однако уйти без даров, выказывающих хотя бы формальное выражение покорности со стороны московлян, Тохтамыш не может в силу древнего обычая Чингисидов.

Остей и его советники поддались на уговоры двух суздальских княжичей. Открыв Фроловские ворота, посольство московлян вышло из города с дарами в руках. Татары только этого и ждали! Перебив послов, ордынцы густым потоком хлынули в город через Фроловские ворота, заклинив их створы жердями. Одновременно тысячи татар устремились к восточной стене Москвы с лестницами в руках. Вскоре татарам удалось распахнуть Никольские и Тимофеевские ворота — это привело к тому, что московляне оказались бессильны перед натиском многочисленных врагов.

Дмитрий Иванович, прознав, что броды на Оке указали татарам рязанцы, а их князь ездил на поклон к Тохтамышу, без промедления отправил войско во главе с Боброком на Рязань. Великий князь повелел Боброку сжечь дотла стольный град Олега, а его самого взять живым или мертвым. «Я покажу Олегу, что у Москвы достаточно сил, чтобы прокатить головней по всему Рязанскому княжеству! — думал Дмитрий, объятый жаждой мести. — Рязанцы поклонились Тохтамышу, а московский князь заставит их в грязи ползать у своих ног! Я отучу рязанцев сговариваться с Ордой за моей спиной!»

Боброк разбил Олегову рать, после чего московские полки принялись опустошать рязанские земли. Однако владения Олега уже и так были разорены. Орда Тохтамыша на обратном пути в Степь сожгла Рязань, несколько небольших городков и больше тридцати деревень. Рязанские воеводы, сражавшиеся с Боброком и угодившие в плен, сами не ведали, где скрывается Олег со своей семьей.

В конце сентября победоносное войско Боброка вернулось в Москву, где уже вовсю шло строительство новых теремов на месте обгорелых руин.

Узнав от Боброка о бедственном положении Рязанского княжества, жестоко пострадавшего от орды Тохтамыша, Дмитрий Иванович не удержался от злорадной усмешки.

— Поделом Олегу за его кривизну душевную и за пресмыканье перед Тохтамышем! — сказал великий князь. — Тщился гордец Москву унизить, помогая Тохтамышеву воинству, но в конце концов сам в жутком унижении оказался. Как говорится, не рой другому яму — сам в нее попадешь.

Прежде всего Дмитрий распорядился заново отстроить подворье митрополита, полагая, что владыка Киприан вот-вот вернется из Твери в Москву. Но Киприан явно не торопился возвращаться в Москву. Приближенные Дмитрия Ивановича поговаривали между собой, мол, не иначе тверской князь лестью и подарками удерживает Киприана у себя. Михаил Александрович небось рад-радешенек, что Киприан нашел прибежище не во Владимире, а у него в Твери.

Великий князь направил в Тверь двух своих бояр, поручив им позвать митрополита назад в Москву и сопровождать его на обратном пути.