— Меня это не касается, — на всякий случай заявила Татьяна, хотя прекрасно понимала: касается, и еще как!

Шишкин сипнул трубочкой (ей отчетливо послышалось: «Хи-хи») и полез в карман. На свет появилась ксерокопия бумажки, от руки исписанной цифрами.

— Это забыл здесь тот самый Есаулов — Есаул, попросту говоря, бандитский пахан. Не знаю, насколько вы посвящены в финансовые дела Владимира Ивановича, а вот Есаулу точно известны и официальные, и неофициальные доходы от издания его романов.

Татьяна окончательно проснулась.

— Откуда?!

— Не то, что вы подумали. Не Сохадзе, а его главбух.

Тривиальная история: припугнули женщину, что похитят сына, а в милицию обращаться ей нельзя, она же по уши завязана в обороте черного нала… И вам я бы не советовал обращаться. Скоро Есаул начнет вас шантажировать.

Если вы заявите и, не дай бог, его задержат, он утопит вас вместе с собой. Эти циферки он знает на память. — Шишкин помахал исписанным листком. — Без малого полмиллиона долларов дохода, укрытого от налогов. Дело передадут налоговикам или в УБЭП, наследство ваше арестуют и начнут распылять на атомы, не говоря уже о том, что пресса кинется полоскать имя Кадышева. А ведь вам еще в права вступать, вам деньги нужны. Осознаете вы это или нет, но, чтобы много получить, надо сначала много потратить — Это я понимаю, — вставила Татьяна. — Еще не похоронила, а уже кругом в долгах.

— ..Так что Есаул будет диктовать свои условия, а вам и пожаловаться некому. Как говорится, позиция номер один: партнер сверху. — Шишкин закашлялся. — Простите. Все время с мужиками, отвыкаю от женского общества.

Если он подделывался под Змея, то, надо признать, мастерски. И шуточка про позицию, и даже извинение были в духе сочинителя Кадышева (тот говаривал: «Дичаем без баб-с»).

— Итак, разрешить ситуацию законным путем вы не можете. Незаконным… Первым делом вам приходит мысль о брате.

Опять Шишкин как в воду глядел! Татьяна решила, что надо бы с ним поосторожнее, а сама уже снова покачивалась на волнах шишкинского стертого голоса.

— Не сомневаюсь, что ваш брат с двумя-тремя сослуживцами мокрого места не оставят от Есаула и братвы.

Но потом-то что? Мало подстрелить плохого парня, нужно доказать в суде, что ты не приехал на стрелку, а гулял с автоматом, который нашел случайно и нес сдавать в милицию, что парень был плохой, что угрожал твоей жизни, что все форточки были закрыты и тебе некуда было бежать. Или надо уметь не попадаться. Ни тому, ни другому ваш брат не обучен, поэтому скорее всего сядет. И вы вместе с ним как заказчица. Разрушите его жизнь и свою построить не сумеете! — Шишкин уютно пыхнул трубочкой и этак по-домашнему добавил:

— Нет-нет, Таня, предоставьте нарушать законы тем, кто в них разбирается.

— То есть вам, — с трудом выпуталась из чар шишкинского голоса Татьяна. — А в обмен вы потребуете компроматы.

— Не все, а только на лицо, которое я представляю, — уточнил Шишкин. — А остальные я бы горячо порекомендовал вам уничтожить. Таким наследством тоже надо уметь распорядиться, и обучаются этому не год и не два.

Владимир Иванович, как я сейчас понимаю, был не только профессиональным диверсантом, но и, скажем так, контрразведчиком. И тем не менее под конец жизни на него вышли с двух сторон: я и Есаул. Эти компроматы фактически убили его. Если бы дело не кончилось сердечным приступом, то могло и до пули дойти.

— До вашей?

— Ну что вы! — с укоризной возразил Шишкин. Он даже порозовел, до того ему стало стыдно за Татьяну, которая могла такое о нем подумать. — Владимир Иванович был кадровый, как и я, а между нами всегда действовал неписаный кодекс, что-то вроде «ворон ворону глаз не выклюет». Скажем, в советское время если мы задерживали агентика, какого-нибудь вербанутого цэрэушниками кандидата наук, он, как правило, получал максимальный срок или «вышку». А улыбчивый парень из Лэнгли, который его завербовал и навредил Союзу в десять раз больше, перевербовывался и работал на нас в холе и неге, и точно так же поступало ЦРУ с нашими. Понимаете, о чем я? Мы одной крови, хотя могли состоять в разных командах. Наша подготовка и наши тайны слишком дорого стоили, чтобы пускать нас в расход. Так вот, если бы мой нынешний наниматель спятил с ума и открыто приказал мне ликвидировать Владимира Ивановича, я сменил бы нанимателя, а вашего мужа, может быть, даже предупредил бы!

— Может быть? — переспросила Татьяна.

— Не иронизируйте. Да, может быть, да, сто раз подумал бы, потому что мы были все же противниками. Но меня оправдывает то, что эту игру начал не я.

— Все-все, убедили: мне самой не справиться, вы обещаете защиту, — устало сказала Татьяна. — Только чем я буду расплачиваться, если компроматы не у меня?

— А я подскажу, кто может знать, где они спрятаны.

Из знакомых вам людей это Левашова, Сохадзе и Лебеда.

Вот это компания! Татьяна поймала себя на том, что рот у нее разинут — ворона влетит.

— Все просто, — пояснил Шишкин. — Нам известны передвижения Владимира Ивановича в тот день, когда он прятал документы. С утра он поехал на дачу с Викторией Левашовой, затем деловая встреча с Сохадзе, а весь оставшийся день они оба пили с Лебедой сначала в ресторане, а потом у него в Переделкине.

Все, что следовало за Викой, Татьяна слушала вполуха. Ах, змея! На даче! И это в то время, как она, Татьяна, лежала в госпитале со своей несчастной выскобленной маточкой… Безоружная!

— Ау, Татьяна Петровна! — пробился к ней Шишкин. — Не принимайте близко к сердцу. Это была акция прикрытия, броские отвлекающие действия, маскирующие то незаметное, ради чего все и затевалось. Тактика фокусника: он болтает, машет руками, реквизит блестит — и все для того, чтобы спрятать карту в рукав.

— Ну разумеется, он трахал ее по уважительной причине, — сказала Татьяна. — А вы по уважительной причине загнали его в гроб.

— Не я. Есаул. А я в больницу отвез, дал шанс… — Трубка погасла, но Шишкин продолжал ею посапывать.

Татьяна подумала, что ему тоже нелегко дается этот разговор: нервничает, не замечает… Или продолжает играть в Змея. — Таня, вам хочется отрубить мне голову, как гонцу, который принес дурную весть. Но я, во-первых, чист перед вами, во-вторых, естественно, не собираюсь ничего требовать за то, что не бросил Владимира Ивановича умирать. Сейчас мы начинаем наши отношения с чистого листа. Вы можете помочь мне получить компроматы, я могу вас защитить от Есаула. Либо мы договариваемся, либо расходимся — выбор за вами. Я вас не запугиваю и не вербую, а предлагаю союз.

— Ой, ой, «не запугиваю»! Явились, рассказали жуткую историю про бандитов и — «выбор за вами»: или гони, Таня, компроматы, которых у меня нет, или мы тебя бросим Есаулу на съедение… Откуда я знаю, может, вы все выдумали про Есаула?!

— А то вы не видели, как Владимир Иванович стрелял в Брюхо.