Громкое утро столичного города Светлана встретила без сна. Оглядев свой номер, она осталась довольна – вполне сносное жилье. Сидя в постели, она пересчитала наличные деньги, по мобильнику проверила счет в банке – получалось, что на вполне комфортную жизнь ей хватит недели на три. А там… Там она посмотрит. Пока же побудет одна и решит, что с этим всем делать. Светлана вдруг почувствовала желание наказать его. Так все просто это устроить – она пропала, ее нет, в гостинице ее наверняка хватятся. Придут к нему. Только так она может отмстить ему за этот взгляд.

Светлана оделась, позавтракала, попросила у девушки за стойкой карту города и пошла в магазин купить какую-нибудь одежду.

Светлана растворилась в этом большом маленьком городе. По сравнению с Москвой здесь все игрушечное, по сравнению с Варной и Албеной город был огромен, в нем можно было затеряться, остаться наедине с собой. Светлане это и нужно было. Она, оборвавшая все ниточки, связывавшие ее с привычным миром, чувствовала себя другой, не Светланой Никольской, а неизвестной женщиной средних лет, в меру симпатичной, в меру модной, в меру успешной, и сейчас, здесь разницы между внешним и внутренним почти не существовало. Она придумала себе распорядок дня – завтрак, прогулки по городу, чтение книги в парке, обед, опять прогулка. Светлана словно зависла между прошлым и будущим, между правдой и неправдой, между сомнениями и уверенностью. Сейчас она могла не принимать решения, не надо было четко отвечать на вопросы, от ответов на которые зависела ее жизнь.

«Этот город, должно быть, похож на Киев», – думала Светлана, которая в Киеве так и не побывала. На эту мысль ее натолкнул вид огромных каштанов, жухлая листва на мостовых, величественные здания пятидесятых, широкие бульвары, разбегающиеся от центральной площади. Светлана начала свои прогулки с центрального бульвара Витоши. Увидев дорогие магазины, она собралась зайти, но потом передумала. Не потому, что было мало денег – при необходимости можно позвонить Даше, которая пополнила бы карту… Света какое-то время разглядывала витрины, мысленно примеривала платья, но все это делалось скорее машинально, интереса, настоящего женского интереса к обновкам у нее не было. Все вокруг она воспринимала болезненно. Увидев улыбающиеся лица продавщиц, их холеные лица, руки, тщательно выверенные пропорции их одежды, она поставила крест на покупках. Глядя на всех молодых женщин, она испытывала несвойственные ей зависть и раздражение. Стало ясно, что самое лучшее, что можно сделать для себя, – это остаться в одиночестве, пользуясь привилегиями приезжей. Она брала карту, прокладывала маршруты, разглядывала дома, впрочем, без особого энтузиазма. Она, как платье, примеряла город на себя, пробовала в нем жить, как если бы переехала сюда навсегда. Ее длинные прогулки не подчинялись какой-то цели. И в этих прогулках было много непривычного: Светлана уже много лет не существовала одна, без привязки к телефонным звонкам, обязательному времени, датам, людям. Сейчас все было так, как когда-то очень давно, до встречи с Нащокиным. И именно здесь память наконец вернула ей воспоминания о бывшем муже – не то чтобы она совсем про него забыла, нет, просто очень давно Светлана не вспоминала детали их совместной жизни. Сейчас эти воспоминания сопровождались ночными слезами умиления, жалости к себе и к бедному Нащокину, слезами по тем временам, когда все было предельно ясно и просто.

События, которые ее подтолкнули к бегству, не стирались и не превращались во что-то малозначительное. За три с половиной недели у нее появились свои ритуалы и обычаи. Каждый вечер около семи часов она приходила на бульвар рядом с площадью, усаживалась за столик в уличном кафе, заказывала бокал белого вина и сидела долго, почти до позднего вечера. Ей нравилось наблюдать за толпой, это отвлекало ее от мыслей. В девять часов неподалеку, в саду, начинал играть духовой оркестр, Светлана оживлялась – это была одна из главных причин, из-за которой она здесь проводила вечера. Не очень большой знаток музыки, она была благодарным и некапризным слушателем. Окружающие на нее смотрели с интересом – каждый вечер одна, за одним и тем же столиком, официанты, с их почти звериным чутьем, после шести часов не позволяли никому сесть на ее место, и Светлана благодарила приличными чаевыми. Женщины провожали ее своим оценивающим взглядом, мужчины же, глядя на нее, оценивали свои шансы. Она держалась спокойно, кивала головой завсегдатаям, но всем своим видом подчеркивала свое нежелание общаться. Это воспринималось с уважением всеми, кроме одного господина, который изводил ее своими взглядами.

Этого человека она приметила не так давно. Он появился в один из вечеров, и по отсутствию реакции завсегдатаев она поняла, что он здесь бывает не очень часто. Внешности он был непримечательной – нельзя сказать, что он был красив или даже интересен. Светлана, видя его на протяжении последней недели почти каждый вечер, не смогла бы сказать, какого цвета у него глаза, какого он роста. «Это тот тип внешности, своеобразие которого заключается в полном его отсутствии!» – насмешливо думала Светлана, наблюдая, как господин прячется за развернутую газету, делая вид, что читает, а на самом деле разглядывает ее. Светлана это очень быстро поняла, но виду не подала. Она, боясь каких-либо нежелательных знакомств, садилась так, чтобы к присутствующим в кафе сидеть почти спиной. Боковым зрением она видела, как господин иногда достает блокнот, ручку и, посидев в задумчивости, начинает что-то писать. В эти моменты он был сосредоточен, не обращал внимания на разговоры, шум улицы. По его лицу Светлана видела, что он далеко от этого красивого нарядного бульвара. «О господи! А он, наверное, поэт! Вдохновение разливается по его лицу, – иронизировала она про себя в такие моменты. – Ну, теперь понятно, почему у него такое выражение». Однажды она случайно поймала его взгляд. Спохватившись, Светлана отвернулась, но все равно не успела – ее коснулась приветливая, доброжелательная улыбка незнакомца. Посмотреть еще раз было неудобно, а потому, нарочито поежившись, словно она озябла, Светлана дала знак официанту, рассчиталась и ушла. «Господи, не хватало мне еще интрижек!» – думала она и, противореча своему настроению, вдруг начинала вспоминать, как этот господин пришел в кафе в ослепительно-белом костюме. Костюм был не очень новый, фасон напомнил Светлане разудалые девяностые, но на нем он сидел так ладно, что Светлана невольно обратила на него внимание. «А он приятный. Правда, бывает немного смешным, особенно когда что-то пишет», – Светлана наблюдала, как незнакомец делает заказ официанту. Все, что в обычной жизни требует времени, в иных случаях происходит быстро. Светлана, привыкшая к мужской фигуре за правым крайним столиком, не обнаружив ее однажды, поняла, что внимание незнакомца ей льстило, что все ее движения, позы, улыбки уже были «подогнаны» под него, и сейчас, когда его столик оказался пуст, выяснилось, что выступления духового оркестра она вряд ли дождется. В кафе было приятно, но смысл вечера, как это ни удивительно, был потерян. На следующий день она, испугавшись такой неожиданной зависимости, в кафе не пошла, а осталась в гостинице и провела вечер с книжкой и болгарским телевидением. Следующие два дня шел проливной дождь, который очистил улицы Софии от людей. Дождь стоял стеной, Светлана, сделавшая попытку выйти на улицу, была остановлена девушкой-администратором: