– Если бы Барс хотел убить нас всех, он бы давно убил. Но он делает то же, что и всегда: играет. – Генри сел на край фонтана, по-прежнему чувствуя на лице улыбку, от которой Освальду явно было не по себе. – И он не даст тебе выиграть. Он великий волшебник, ему наплевать на твои видения, которые, кстати, не всегда сбываются. Ты предсказывал мою смерть, и вот он я, живой. Ты верно сказал: Барс где-то здесь. Уверен, он может собрать дверь воедино и уйти, когда захочет, но он ждет, ему интересно, что мы будем делать. По-моему, ты наконец-то его разозлил. И он с тобой разберется.

– Напоминаю, что у тебя все еще есть меч, милый, – холодно сказала Джоанна. – Думаю, пора пустить его в ход.

Освальд на нее даже не посмотрел – он не отводил от Генри угрюмого, настороженного взгляда.

– Ты что, серьезно будешь сидеть и ждать, пока всех завалит?

Этот вопрос прозвучал как нельзя кстати – полосатое здание, от которого уже минут десять отваливались редкие куски, вдруг поползло вниз целиком. Оно было так близко, что Генри сразу понял: волна камней погребет всех под собой прежде, чем они успеют сделать хоть шаг. Роза схватила его за руку, и Генри сжал ее ладонь в ответ – то, что они были в ссоре, в такой момент не имело никакого значения. А потом он вытянул вторую руку и сказал:

– Хватит.

Волна камней застыла в воздухе, и это было самое странное зрелище, какое Генри доводилось видеть. Дети Худого Пальтишки, высунувшись у него из-за пазухи, тонко верещали, и Генри даже не понимал: от ужаса или восхищения. Он обвел взглядом трясущиеся дома. Один за другим они перестали дрожать, и наступила полная тишина.

– Как ты это сделал? – нахмурился Освальд, вытирая мокрый лоб, и Генри повернулся к Розе.

– Помнишь, ты сказала, что надо изо всех сил поверить в счастливый финал и тогда он наступит? Барс – не убийца, это просто еще одно испытание: он проверяет, не найдется ли среди нас болван, который будет помогать Освальду, чтобы потом наказать их вместе.

Генри совершенно не был в этом уверен, но подействовало: даже на лице Джетта теперь было написано, что он Освальду не помощник.

– Ну и отлично, – процедил Освальд, оглядывая здания на площади, пока не остановил выбор на самом крепком. – Хью, Джоанна, раз уж дома больше не падают, пройдемся по ним сами.

Те переглянулись, но не сделали ни шагу, и у Генри камень с души упал. Его угроза подействовала, и даже эти двое рассудили, что к Генри лучше прислушаться: власть Освальда где-то в будущем, а великий Барс может превратить их в кучу пепла прямо сейчас.

Освальд скривился и пошел один. Он успел сделать два шага до того, как выбранное им здание с грохотом развалилось: Генри даже удивился, как легко это место исполняет его желания.

– Я могу уронить каждый дом здесь. Могу уронить их тебе на голову, – сказал Генри. – Я белый ферзь, помнишь? Барс – белый король, он показываться лишний раз не любит, но у него есть я, так что слушай, что я тебе скажу: если не хочешь сдохнуть под завалом, ты сядешь вот сюда, и мы все будем ждать. Он придет. И только попробуй сделать хоть шаг к тому, что тебе не принадлежит.

Речь получилась красивая – правда, ее немного испортило то, что приходилось через каждые три слова отплевываться от пыли, поднятой рухнувшим зданием, а также то, что Освальд совершенно не выглядел испуганным.

– Могло бы сработать, – кивнул он, когда Генри закончил. – Вот только я уже знаю, кто окажется тем болваном, который найдет то, что мне надо.

– У вас опять видение? – прошептал Хью.

– У меня жизненный опыт. Каждому можно предложить то, перед чем он не устоит.

– Мне ничего от тебя не нужно, – отрезал Генри.

– Проверим. Есть у меня один козырь, и я, честное слово, не хотел пускать его в ход. Жалел тебя – знаю же, какой ты чувствительный мальчик. Но ты хочешь по-плохому? Давай. Говоришь, мои видения не всегда исполняются? Ты в это веришь только потому, что, несмотря на мое предсказание о твоей смерти, выжил в Башне мастеров. И я все думал: как же ты это сделал?

– Нет, – вдруг сказал Эдвард. – Не смей ему говорить.

– Сначала я думал, что тебя, Генри, вернул к жизни Барс, – как ни в чем не бывало продолжал Освальд. – Но что-то не похоже на него: он никогда не разбрасывался чудесными спасениями. У тебя был только один способ выжить: Эдвард вылечил тебя с помощью дара.

Эдвард со всей силы схватил его за воротник, оборвав на полуслове.

– Только попробуй, – выдохнул Эдвард. – Либо ты закроешь рот, либо я…

– Либо что? Не умеешь угрожать – не берись. Кстати, у меня на поясе волшебный меч, и я, в отличие от тебя, умею им пользоваться, – предупредил Освальд, глядя ему в глаза. – Отойди в сторону. Когда я хочу что-то сказать, я это говорю.

Эдвард сделал шаг назад и замер, сжимая и разжимая кулак. Другой рукой он держал грибня, окончательно свернувшегося до размеров шляпы.

– За триста лет без даров люди забыли некоторые правила их использования, – сказал Освальд. – И одно из них такое: нельзя спасать того, кто должен умереть. Этот закон даже Барс не нарушает. А Джоанна, увы, нанесла Генри смертельную рану.

Генри перевел взгляд на нее. Он не понимал, к чему клонит Освальд, но у Джоанны вдруг мелькнуло на лице странное выражение – как будто она не гордится тем, что сделала, и даже, пожалуй, немного извиняется.

– Моя мать была смертельно больна, Генри. – Освальд развернулся к нему. – Сердце волшебства еще работало, в королевстве были люди с даром лечить прикосновением, но ни один лекарь ее не спас. Как ты думаешь, почему?

– Потому что она была такой же злобной, как ты? – вырвалось у Генри, но Освальд без выражения покачал головой.

– Нет. Она была хорошей. Вылечивая смертельную рану или болезнь, целитель отдает свою жизнь в обмен на чужую, а значит, в ближайшее время умрет. Как – неизвестно: упадет с крыльца и случайно ударится головой о камень, подавится костью, простудится. Ты, случайно, не замечал, что его высочество стал чаще попадать в опасности?

Генри вспомнил, как Эдвард упал в библиотеке и в доме Джетта, но это было неважно, потому что…

– В походе против лютой твари все было в порядке, – сказал он, стараясь дышать ровно и медленно.

– Королевство пыталось защититься от твари, и для этого он был нужен, а теперь вы победили, – пожал плечами Освальд. – Но есть и хорошая новость. Вот что я сказал его высочеству в доме нашего дорогого Вегарда: «Я видел твое будущее: ты умираешь, потому что вылечил Генри, но если поможешь мне, сделаешь это со славой и честью». Это и есть мое второе видение: мертвый Эдвард лежит в темной комнате, у него на груди кровь, а раз так, он умер, как положено мужчине, в бою. Я не знаю, как именно это произойдет, и сразу говорю: я не собираюсь его трогать. – Освальд посмотрел на Эдварда, и на его лице проступило что-то невиданное, что-то, похожее на сочувствие. – Ты отправился за мной к Пределу, потому что знал, что иначе твоя судьба – подавиться рыбной костью или слечь с лихорадкой. И тогда твой отец скажет: мой сын такой неудачник, что его прикончила простуда. Но я знаю тебя: ты жаждешь умереть в бою. И мое видение – мой подарок тебе.