— Может, и справимся, — возразила Элви. — А тогда и со следующей совладаем. И со следующей. Будет сложно и трудно, но все кончится хорошо.

— Вы в это верите? — подняла брови Люсия.

— Конечно, почему бы и нет?

— Вам совсем не страшно?

Элви помолчала, обдумывая ответ.

— Если и страшно, я этого не чувствую, — сказала она. — Я думаю о другом.

— Ваше счастье, как мне кажется. А как насчет третьей стороны?

Элви не сразу поняла, о чем она говорит, а потом вспомнила насмешливый голос Фаиза, и сердце у нее екнуло. Ей не слишком нравилось такое поведение сердца, но все равно…

— Я ему скажу, — ответила она. — Предупрежу Холдена.

Холден сидел в столовой, скрючившись над своим терминалом. Он побрился и причесался. И рубашка была наглажена. «Прихорошился», — произнес тихий голосок у нее в голове, но Элви его заткнула.

Из терминала скрипуче и резко звучал женский голос:

«…выкручиваю все яйца, до каких могу дотянуться, но придется подождать, пока они начнут визжать. И я понимаю, как тебе хочется вынести это на публику — твоя обычная хренова дурь, ты всегда о чем-то таком думаешь. Ты с публичностью — как подросток с сиськами. Одно это в голове. Так что заранее…»

Откуда-то вывалился Амос. Он улыбался открыто и дружески, как всегда, но Элви и в его улыбке почудилась нервозность. Его круглая бритая макушка напоминала головку младенца — сразу хотелось погладить.

— Привет, — заговорил Амос, — простите, но капитан немножко занят.

— Кто это говорит?

— Объединенные Нации, — ответил Амос. — Пытается заставить вашего босса отпустить нашего старпома.

— Он не мой босс, — возразила Элви. — Он подчиняется Мартри. Совсем другая структура.

— Я в делах корпораций не разбираюсь, — сказал механик.

— Мне нужно только… — начала было Элви, но тут Холден подтянулся, взглянул в камеру терминала. Губы его сложились в жесткую усмешку, и Элви сбилась с мысли.

— Позвольте пояснить, — голос Холдена был тихим и твердым как камень, — что это делалось по моему приказу. После возвращения «Роял-Чартер» может предъявить мне иск за попытку разоружения нелегально вооруженного челнока. Рад буду…

— Док? — позвал Амос.

— Что? Извините. Просто тут такие дела, что, по-моему, ему надо знать.

Амос покачал головой — кажется, с огорчением.

— Нет. Никаких дел, пока старпома не вытащим.

— И все-таки они есть, — заупрямилась Элви. — И не одно дело. Я сегодня нашла новые пробудившиеся артефакты. Похоже, их иногда принимают за местных животных. Мы еще не успели составить каталог, все нам кажется новым. Так что неизвестно…

— Что, какие-то ящерицы сотворены протомолекулой? — спросил Амос.

— Да. Возможно. Мы пока не знаем. И еще местный биом учится вторгаться в наши тела. Эксплуатировать наши ресурсы. А купол-периметр так и не установили, поэтому наша микрофауна свободно смешивается с местной. Мы загрязняем все вокруг, а все вокруг загрязняет нас.

Она слишком частила. И ненавидела себя за торопливость. Когда… если она вернется на Землю, надо будет пройти курс общения. Пусть ее научат не бренчать, как скатывающаяся по лестнице жестянка.

— Все ускоряется, — сказала она. — Может быть, это реакция на нас или на то, что мы делаем. Я понимаю, что у нас сложности с политикой и друг с другом, и очень жаль, что так. — У нее в глазах уже стояли слезы. Господи, ей же не двенадцать лет? — Но надо разобраться, что происходит, потому что это очень, очень опасно и происходит уже сейчас. Все идет к критической точке, когда случится что-то очень, очень, очень плохое.

И тут Холден оказался рядом: смотрел на нее, говорил ласково. Элви ребром ладони утерла слезы и задумалась, не осталось ли на руках грибков, ослепивших Джейсона.

— Эй, — сказал Холден, — вы в порядке?

— Да, — ответила она, — вполне. Извините.

— Вот и хорошо, — кивнул Холден. — Вы что-то говорили про кризис?

Она кивнула.

— И что? — спросил он. — Как это будет?

— Не знаю, — ответила Элви. — И не узнаю, пока не начнется.

Бася плыл над миром.

В семнадцати сотнях километров под ним с головокружительной быстротой вращался Илос. Алекс говорил, что орбитальный период «Росинанта» меньше двух часов, но этой скорости Бася не ощущал. Внутреннее ухо уверяло, что он, невесомо плавающий вне корабля, неподвижен. Зато вселенная вращалась слишком быстро, словно гигантский волчок. Каждый час свет сменялся темнотой и снова светом: солнце вставало из-за Илоса, пробегало мимо и снова пряталось. Бася из центра собственного космоса видел это уже три раза.

Огромный океан планеты скрывался в ночной тени. Цепочка островов пересекала его крошечными черными точками на темном фоне. Один остров, самый большой, окружало слабое зеленое свечение. Фосфоресцирующие волны разбивались о песок и камни.

На дневной стороне господствовал единственный континент. В юго-западной четверти простиралась огромная пустыня. Точка Первой Посадки находилась чуть севернее, но при дневном свете различить ее невооруженным глазом не представлялось возможным. Даже титанические башни чужаков, у которых он в прошлой жизни встречался с Купом и Кейт, были слишком малы.

— Ты там в порядке, напарник? — спросил по радио Алекс. — Давненько уже плаваешь. Люк сам собой не починится.

При этих словах «Эдвард Израэль» вышел на дневную сторону и сверкнул белой искрой. На вид он был далеко, но очень-очень близко по космическим меркам. Алекс держал «Росинант» на синхронной орбите, чтобы не выпускать его из-под прицела.

— Так красиво, — сказал Бася, переводя взгляд на поворачивающуюся под ним планету. — Когда мы высаживались с «Барб», я не успел полюбоваться. А Илос такой красивый.

— Так-так, — протяжная речь Алекса добавила долготы каждому слогу. — Помнишь, что мы говорили насчет космической эйфории?

— Я не новичок, — обиделся Бася. — Знаю, как это бывает, и не страдаю. Люк почти готов. Просто устроил передышку.

Они ели всегда вместе. Алекс поделился своей коллекцией фильмов «Новый нуар» XXII века. Как раз прошлой ночью они смотрели «Обнаженный пистолет». Басе нуар казался слишком унылым и беспросветным. За выпивкой они долго спорили об этом с Алексом.

Алекс, держа данное Наоми слово, составил для Баси длинный список работ. Среди них числилась починка погрузочного манипулятора одного из двух торпедных люков. Открытый люк сейчас был рядом: дверь в боку корабля, метр в ширину, десять в длину. В проеме виднелась тяжелая белая труба — одна из корабельных торпед. Она выглядела слишком большой для простого снаряда. Почти самостоятельный космический корабль. И не казалась опасной, а только красивой и эффективной. Бася знал о скрывающейся внутри боеголовке, способной превратить чужой корабль в расплавленный металл и плазму. Трудно было примирить эту мысль с изящными плавными обводами, внушавшими спокойную уверенность.