— Да откуда ты знаешь, о чём я хочу поговорить с внучкой?

— Оттуда, — усмехнулся он и направился к дому, насвистывая мелодию себе поднос.

— Да ты… — начало было бабуля возмущаться ему вслед, но друг не ответил, ускоряясь.

— Он не перестаёт меня удивлять, — смотря ему вслед, чуть слышно произнесла я. — Да что так, я не всегда могу отличить, где он прикалывается, а где говорит серьёзно.

— Да… — многозначительно протянула бабушка. — Не парень, а сплошная загадка. Я также в замешательстве… Одно слово — вундеркинд, они все не от мира сего. Может, и правда там что-то есть, раз такие крендели появляются на свет? Единственный вопрос: для чего им так много дано?

— Без понятия.

— Ну и ладно, это не нашего ума дела.

Мы замолчали, но ненадолго, я вспомнила о словах Лютова перед уходом:

— Так о чём ты хотела поговорить?

Бабушка резко повернулась ко мне, хватаясь за руку. В её взгляде отразилась тревога, и она сбивчиво начала:

— Я не могу больше молчать. Я обязана предупредить… Ты в опасности, беги без оглядки от этого нелюдя!

Мне так больно от её слов. Она может не любить Ваню — её право, но зачем оскорблять?

— Бабушка, не называй его так!

— Ты не понимаешь… Вернее, ты даже не представляешь, в кого влюблена. Нелюдь — это не оскорбление, деточка, это факт.

— Бабушка, да что ты такое говоришь? — мой голос дрогнул, её слова ранили прямо в сердце. Не за себя обидно, а за любимого.

— Внучка, я давно тебе хотела рассказать правду, да твой отец не позволил.

— О чём?

— Ванька-то твой весь в папашу своего пошёл, правильно говорят: от гнилой яблони ничего путного не родится.

Неужели она знает о родном отце Вани? Хотела её спросить прямо, но вдруг я ошибаюсь?

— Глупости, у вас первый муж был мерзавцем, а дядя Кирилл вырос замечательным человеком.

— Верно, Кирилл не в отца, а вот Иван точно в папашу. — Только я хотела возмутиться, сказать, что это не так, она продолжила: — Знаешь, почему я в этом уверена?

— Нет.

— Я видела, как он на тебя смотрел, когда ты ещё подростком была. Так смотрят только больные извращенцы, он буквально поедал тебя взглядом, следил за твоим каждым шагом. Я понимала, что это не влюблённость, а скорее, болезнь. Тогда я решила копнуть глубже и узнать, кто же его родной отец, вдруг у него психическое отклонение по наследству передалось. Как оказалось, всё гораздо хуже — его отец тоже девочек и, кстати, мальчиков насиловал. Я к твоему отцу, разумеется, прибежала, а он мне: не лезь.

— Мне известно, кем был его отец, и просьба — никому больше не рассказывай, ты причинишь Ивану и тёте Лене этим боль, хватит с них, настрадались. И не смей сравнивать Ивана с тем мерзавцем, он ни одного ребёнка не тронул и меня тоже. Зачем клеймишь его незаслуженно? Он же меня отталкивал по той же причине, боялся, что в отца пошёл. И знаешь, он ведь меня не тронул, сам страдал, но не осквернил. Да, у нас близость была совсем недавно! Будь он таким подонком, как ты считаешь, не тянул бы так.

— Вот, значит, как… Не знала, что ты в курсе, при каких обстоятельствах был зачат Иван. Не переживай, об этом я никому не расскажу, сама таким же способом зачала Кирилла. — А я не знала, что она насилие пережила… Да уж, вечер у нас щедр на откровения. — Но это не самое ужасное, что мне известно об Иване.

— Господи, да что ещё-то?!

— Мне кажется, он не совсем человек…

— Бабушка… — застонала я в голос. Вот такой глупости от неё, я точно не ожидала. — Ты хоть сама понимаешь, что сейчас сказанула? Что значит — не совсем человек? Такого быть не может! Если только в фантастических книгах, а в реальности либо ты человек, либо нет, — другого не дано.

— Ты думаешь, что я умом повредилась на старости лет?

— Я даже и не знаю, что и думать…

— Вот и у меня было такое же состояние, когда я в первый раз заметила странность в Иване. Вначале решила, что померещилось…

— Ты о чём?

— Помнишь, мы ездили на отдых в Карелию? — Я кивнула. Это было девять лет назад, мне очень понравилось, только комаров было много. — Так вот, я пошла в лес на разведку, да так засмотрелась на красоты, что не заметила, как заблудилась. Короче, телефон не ловит, дело уже к вечеру, я в панике, и вдруг слышу медвежий рев. Меня буквально затрясло от осознания, что зверь где-то рядом. Ноги отказали — хочу побежать, а не могу. Но самоё ужасное — зверь приближался. Вот день я молилась как никогда в жизни, думала, что мне конец. Ноги подкосились, я рухнула на землю, готовясь к неминуемой смерти… — Она замолчала, сжав в руке трость, что костяшки на ней побелели.

— А дальше? Что было?!

— Дальше появился Иван. Я услышала его голос — он искал меня. Я подняла голову и увидела медведя, хотела крикнуть, предупредить, но не могла произнести и звука. Зверь развернулся и решил отковать Ваню. То, что я тогда чувствовала — не передать словами: страх, отчаянье, бессилие, боль, вину, что не могла его предупредить. Думала, как мне смотреть в глаза Лене, ведь, по сути, парень мог погибнуть из-за меня непутёвой. Но то, что произошло дальше, ввергло меня в шок. Они схлестнулись, зверь сумел его задеть, Ванька матюгнулся и отшвырнул эту махину, словно игрушку. Не просто оттолкнул… Мира, а реально швырнул его: метра на полтора от земли поднял и прямо в дерево запустил. А потом подошёл и стукнул так, что медведя вырубило. А когда он поднял футболку, я увидела на животе рваные раны, кровь хлещет, а он только морщится и достаёт рацию. Он твоему отцу звонил, сказал, чтобы искали меня тут, что он учуял запах моих духов, и назвал координаты. Связав медведя, закинул его на плечо, как мешок картошки, и поволок в чащу. Что он с ним сделал — не знаю. Но с такими ранами, клянусь, другой человек валялся бы при смерти. Ты понимаешь, он сказал: учуял! Мне стало страшно, я уже его испугалась. Но это ещё не всё. Через две недели я увидела, что у него даже намёка на раны не было. Мир, я клянусь, что они там были — со зрением у меня, слава богу, всегда было хорошо.

Вот не верю, и всё тут. Правду говорят: у страха глаза велики. Ей, наверное, с перепугу померещилось, и немудрено — на медведя нарвалась. Может, ей и Ванька померещился?

— Ба, ты ничего не путаешь? Насколько я помню, его не было в Карелии.

— Был он там, только в другом месте отдыхал и просил тебе не говорить.

Немного неприятно знать, что все скрывали правду от меня.

— Понятно…

— Так вот, с того дня я начала за ним тайком следить и стала видеть, что раньше в упор не замечала. Он нас всех обманывал, притворяясь, что якобы устаёт на пробежках, делал вид, что по силе равен остальным. Но когда оставался один и думал, что никто не видел, так такие тяжести поднимал, что я диву давалась. А то, что на нём всё заживает, как на собаке, я вновь убедилась, когда, поругавшись с тобой, он сбил свои костяшки в кровь о деревья, а через четыре дня все раны словно по волшебству исчезли. А может, и раньше всё зажило — он же уехал из посёлка, а когда вернулся, был как новенький.