— У нее режутся зубки.

Сайян проглотила кусок пирожного, не разжевывая.

— И острые, верно?

На этот раз напевный вопрос сопровождался легкой улыбкой.

— Точно. Скоро можно начать давать Тревии по утрам жидкую кашку. Я раньше любила варить овсянку, особенно зимой.

Лицо Сайян мгновенно сделалось несчастным. Иллира почти что видела, как Сайян вспомнилось ее прежнее место обитания, где она жила до того, как попала в семейство кузнеца.

— Но нам все еще будет нужен кто-нибудь, чтобы заботиться о девочке. Я С'данзо, а не… — Иллира заколебалась, не понимая, с чего это она собиралась сказать, что она — не мать Тревии. В любом случае это не касалось Сайян. У многих женщин С'данзо было полно детей, постоянно шнырявших под ногами. — Ну, Тревии нужен будет человек, который сможет приглядывать за ней все время, — после легкого замешательства выговорила она. — Здесь, в кузне, довольно опасно. Не то что в других домах, — там ребенок самое большее коленку может расшибить.

Сайян выдохнула с явным облегчением. Она доела пирожное, но ребенок остался на руках у Иллиры. Потом женщины поболтали, сидя в сумерках, как не болтали никогда раньше, хотя ни о чем важном речь не шла. Они говорили о том, что любит есть Даброу и чего не любит, о ярких разноцветных тканях, которые привез караван из Кроу, и о том, женится ли когда-нибудь помощник Даброу.

Иллира бросила взгляд в будущее и покачала головой.

— Я не могу это Увидеть, — пробормотала она и вспомнила слова, которые произнесла, стоя на куче щебня. На мгновение у нее застыла кровь. Незнакомец перехитрил ее. Этот странный человек, который был кем угодно, только не пастухом, перехитрил ее и заставил наложить на Санктуарий небывалое заклятие — благословение С'данзо. Но такой вещи, как благословение С'данзо, просто никогда не существовало раньше. — В каждом, так или иначе, скрыт ребенок…

— Что-что?

Сайян придвинулась поближе, но Иллира не стала ничего повторять. В конце концов, она была всего лишь С'данзо, а Санктуарий был Санктуарием, и вряд ли он мог сильно измениться от ее благословения. Но все же она это сделала, и если этот Пастух еще когда-нибудь встретится ей, она поблагодарит его за то, что он наконец помог ей стать свободной.

В Санктуарии всегда кто-то бодрствует… особенно, когда другие спят.

Расхожая истина

Когда женщина увидела, что мужчина проснулся, она вновь подошла к кровати, уже почти одетая. Она наклонилась, и необычайно светлые волосы заструились вниз, наполовину скрывая лицо.

— Мы проспали! — воскликнула женщина. — Мне пора идти! Уже поздно!

Мужчина лениво и сонно поднял руку и попытался поймать женщину за грудь. Женщина со смешком выпрямилась и застегнула тунику.

— А-у-у-у… — так же лениво потянулся мужчина. Звук перешел в зевок.

Женщина посмотрела в сторону двери. Мужчина заметил ее замешательство и поднес руку к виску женщины, где серебрились пряди, — женщине удалось немного привести в порядок волосы, спутавшиеся во время любовной игры. Женщина обернулась. В лунном свете, проникающем через открытое окно, было видно, что она хмурится.

— Мои серьги… — пробормотала женщина и поспешно отошла к маленькому столику, стоявшему неподалеку от кровати.

Мгновение спустя послышалось:

— Дорогой! Разве не сюда я положила свои серьги? Они… они исчезли!

— Наверно, упали на пол, — без малейшего интереса или беспокойства отозвался мужчина и снова зевнул.

Он с легкой улыбкой наблюдал за женщиной и предавался приятным воспоминаниям. Смотреть, как она опустилась на колени и шарит под кроватью, было забавно. Мужчина позволил себе немного пофантазировать на эту тему.

— Их здесь нет, Кушар! Ну, встань же, пожалуйста, и помоги мне! Зажги лампу! Мои лучшие серьги!

* * *

Десять минут спустя постельное белье валялось на полу. Они обыскали даже одежду мужчины, небрежно брошенную им на пол несколько часов назад, проверяя, не запутались ли серьги в ней — золотые подвески, украшенные нефритом и топазами. После этого женщина расплакалась и принялась лепетать, что эти серьги ей давным-давно подарила бабушка.

В конце концов Имайя — госпожа Имайя Реннсдотер, если уж говорить точно, — отчаялась разыскать украшение и ушла. Уже полностью проснувшийся Кушарлейн закрыл за ней дверь.

«Порядочный человек проводил бы ее домой, — подумал он. — Или, по крайней мере, хотя бы до ее улицы». Машинально почесав бедро, Кушарлейн обнаружил, что он так и стоит нагишом. Он посмотрел на свою одежду, жалкой кучкой валявшуюся на полу. Потом, приподняв бровь, перевел взгляд на окно. Конечно же, оно было открыто! Но в конце-то концов, его комната расположена на третьем этаже!

По прежнему обнаженный, Кушарлейн мягкой походкой подошел к окну и выглянул наружу. Он не увидел ничего, кроме других зданий да темных улиц и переулков между ними. Уставший Санктуарий спал, залитый лунным светом. Кушарлейн посмотрел вниз, потом, опершись о подоконник, высунулся из окна. Его начало немного знобить, но Кушарлейн не обратил на это внимания. Он задумчиво посмотрел сперва налево, потом направо.

Потом со вздохом выпрямился.

— Проклятие! — пробормотал он вслух.

Комната была надежно заперта на замок, — Имайя это проверила, когда он в третий раз перетряхивал постельное белье. Он точно помнил, как Имайя сняла серьги. С тех пор, как во время постельных развлечений одна из этих очаровательных безделушек болезненно уколола его в руку, Имайя всегда их снимала. Кушарлейн всегда наблюдал за этим процессом, ему нравилось, как подрагивала ее обнаженная грудь, когда Имайя подносила руку к уху. Он совершенно точно помнил, что Имайя положила серьги на небольшой столик, стоявший справа, совсем рядом с кроватью.

«А потом мы занимались любовью, до изнеможения, — размышлял Кушарлейн, глядя на открытое окно. — И пока мы спали, кто-то забрался в окно и забрал эти серьги, а также кошелек, пришитый изнутри к моим брюкам! — об этом я предпочел ей не говорить. Только один человек во всем Санктуарий способен на такое. Всем прочим это не под силу.

Один-единственный человек способен на это. Только он умеет настолько ловко забраться, куда захочет, и настолько искусно маскироваться, чтобы провернуть такой невероятный номер. Только он один. Но этот человек покинул Санктуарий, и довольно давно. Сколько времени прошло — год? Да, клянусь богами, это было больше года назад.

И тем не менее, кто-то пробрался через окно и забрал сережки Имайи и мой кошелек, прямо у нас из-под носа!

Черт побери! Этот ублюдок снова в городе!»

* * *

— Я — плотник, господин волшебник. Бывший. — Мужчина с лицом гончей приподнял руку, показывая, насколько она малоподвижна, особенно для плотника.