— Вот как?

— Ее бы не приняли под именем Эмма Рэнсом, — подтвердил Джонатан, — она воспользовалась каким-то другим. Посмотри-ка на Эву Крюгер или на Кэтлин О'Хару.

Эмма звалась Эвой Крюгер в Швейцарии, когда выдавала себя за представителя машиностроительной фирмы, тайно производящей и поставляющей в Иран высокоскоростные центрифуги для обогащения урана. Об имени Кэтлин О'Хара он знал меньше. Оно стояло в фальшивом паспорте, который хранился у Эммы. Та его называла своей «охранной грамотой», спасающей от тюрьмы.

Вместо того чтобы начать печатать, Лацио откатился на кресле подальше от стола и молча уставился на Джонатана.

— Она служила секретным агентом, — пояснил Джонатан. — Шпионкой. Работала на правительство США. Даже имя Эмма не настоящее. Я не говорил, что ее найти очень просто. В противном случае я обошелся бы без твоей помощи.

— Она замешана в той лондонской заварушке? Связана с терактом?

Теперь настал черед промолчать уже Джонатану, хотя его молчание послужило своеобразным знаком согласия с только что высказанным предположением.

— Так, значит, рассчитываешь найти ее своими силами? — спросил его Лацио. — Раньше, чем за тебя это сделает полиция?

— Твое дело — посмотреть в компьютер.

Лацио придвинул кресло ближе к столу.

— Итак, — произнес он, с каким-то особым смаком барабаня по клавишам, — назовем ее «иностранка с ножевым ранением»…

— В нижней части спины, — пояснил Джонатан и указал на себе точное место, повыше левой почечной лоханки. — Эмма говорила, что почка тоже оказалась задета. Если все обстояло именно так, значит, оперировал хирург, имеющий соответствующую квалификацию. Я сам видел шрам. Такие остаются после операции, сделанной в стационаре. И добавь, что у нее аллергия к пенициллину.

— У тебя есть фотография, которую я смог бы отсканировать и послать вместе с запросом?

Джонатан вынул из бумажника две фотографии. На одной Эмма снялась такой, какой он ее знал, — в джинсах и белой футболке, с красной банданой, повязанной вокруг шеи, а также в приподнятых на волосы солнечных очках, убравших с лица волнистые золотисто-каштановые пряди. На второй, которая была на водительском удостоверении Эвы Крюгер, перед ними предстала совершенно другая женщина: суровое лицо, гладкие прилизанные волосы, безжалостно затянутые назад, яркая губная помада, стильные очки, сквозь которые смотрели сильно подведенные глаза. Но как раз глаза и не позволяли усомниться, что и на этой фотографии тоже была Эмма.

Без каких-либо комментариев Лацио сунул фотографии в стоящий на столе сканер, затем дописал письмо и разослал по электронной почте коллегам, работающим в семи самых крупных больницах Рима и окрестностей.

— Готово, — произнес он. — Перезвоню им утром. На всякий случай не помешает убедиться, что почта до них дошла.

— Нет, сейчас, — сказал Джонатан. — Можно представить дело так, будто ты хлопочешь о родственнице одной из твоих подружек. Мне нужен ответ в течение часа.

— Опять будешь угрожать своей пушкой?

Джонатан ухватил итальянца за воротник.

— Нет, — сказал он, рывком притянув его к себе. — Я не собираюсь угрожать пушкой. Я собираюсь засунуть ее тебе в глотку и нажать на курок, если не сделаешь так, как я только что сказал.

— Пожалуй, я тебя понял.

Джонатан слушал, как Лацио звонит одному врачу за другим, сперва извиняясь, а затем самым невежливым образом требуя, чтобы разбуженный среди ночи приятель связался со своей больницей и проверил, не поступала ли к ним в приемный покой или в палату интенсивной терапии некая дама, судьба которой чрезвычайно его интересует. Лацио, словно опытный пулеметчик, так и сыпал словами — быстрыми короткими очередями, ежесекундно переходя на медицинский сленг, которым обожают пользоваться все врачи мира. Джонатан едва успевал следить за нитью их разговора. Он сильно устал, и попытки проникнуть в смысл произносимых Лацио слов утомили его еще больше.

— Эспрессо? — через некоторое время предложил Лацио. — Кофе тебя взбодрит.

— Ага, — кивнул Джонатан. — Конечно.

Лацио поднялся с кресла, и Джонатан тут же стремительно вскочил на ноги.

— Без паники, — успокоил его итальянец. — Я просто схожу в буфетную, это в другом конце коридора. Там у нас имеется, кстати, еще и холодильник. Может, хочешь перекусить?

— Хватит одного эспрессо, — проговорил Джонатан. — И поторопись.

— Одна минута, не больше.

— Хорошо.

Джонатан проводил его до буфетной. Убедившись, что там нет другого выхода, он стал прогуливаться взад и вперед по коридору, разминая ноги и стараясь взбодриться. Вскоре появился Лацио с двумя чашечками кофе эспрессо. Свою Джонатан выпил залпом.

— Еще? — предложил Лацио.

— Конечно, — ответил Джонатан. И добавил: — Спасибо.

— Пожалуйста.

Они вернулись в кабинет Лацио, и тот продолжил названивать коллегам. Через десять минут Джонатан получил долгожданный ответ.

— Так и есть, — сказал ему Лацио. — Она здесь побывала. Девятнадцатого апреля госпитализирована в больницу Сан-Карло.

Джонатан присел на краешек стула.

— Больница Сан-Карло, где это?

— Совсем рядом. Здесь, в Париоли.

— Дальше.

Лацио сделал ему знак успокоиться:

— Иностранка с описанным тобой ранением была доставлена в больницу на машине «скорой помощи» в девять сорок пять вечера и прооперирована часом позже в связи с ранением почки. Пробыла в стационаре два дня и выписалась, невзирая на совет лечащего врача остаться. При ней не оказалось никаких документов, и назвалась она именем Лара.

— Лара?

— Да.

Лара. Это имя Джонатану ничего не говорило.

— И никакой фамилии?

— Фамилии она не назвала и числилась как НП, то есть «неконтактный пациент». К счастью, медсестра, которая ее принимала, заступила на ночное дежурство сегодня вечером. Она-то и признала по фотографии твою жену.

— По которой из двух? — осведомился Джонатан.

— Не знаю, — отозвался Лацио. — А это имеет значение?

Джонатан ответил, что нет. В голове начала пульсировать кровь, и на секунду он прикрыл глаза. Лара. С чего бы вдруг такое имя? Ему подумалось, что речь вообще идет о другой женщине.

— А как насчет пенициллина? В бумагах указано, что у нее на него аллергия?

— Вот, я тут все распечатал, так что можно прочитать.

Вручив Джонатану стопку листков, Лацио присел на подлокотник его кресла. Строчка за строчкой итальянец просматривал бумаги, обращая внимание Джонатана на дату и время поступления в больницу, на рост и вес пациентки. При госпитализации Эмма указала, что ей исполнилось двадцать восемь. На самом деле ей было тридцать два. Это показалось Джонатану очень на нее похожим.