возле одного из зеркальных цилиндров, – дерево из железа с ветвями из железа, которые были предназначены для несчастных самоубийц…

Я удержал своего спутника за руку. Виконт де Шаньи дрожал всем телом, готовый выкрикнуть своей невесте, что пришел к ней на помощь… Я боялся, что он не сможет сдержать чувств.

Вдруг слева мы услышали шум.

Вначале это напоминало поскрипывание открывшейся и тут же закрывшейся двери в соседней комнате, потом донесся глухой стон. Я сильнее сжал руку де Шаньи, мы отчетливо различили слова:

– Одно из двух: свадебная месса или заупокойная!

Я узнал голос монстра.

Снова донесся стон.

Затем он стих и наступило долгое молчание.

Теперь я убедился, что Эрику неизвестно о нашем присутствии в его жилище, в противном случае он сделал бы так, чтобы мы ничего не расслышали. Для этого ему достаточно было плотно прикрыть маленькое невидимое окошко, через которое любители обычно наблюдают за происходящим в „камере пыток“. Я был уверен, что, если бы он знал о нашем присутствии, пытки начались бы немедленно.

Таким образом, мы получили большое преимущество перед Эриком: мы находились совсем рядом с ним, могли слышать его, а он ничего об этом не знал.

Важно было не выдать себя, и я ничего так не боялся, как возможного порыва виконта де Шаньи, который горел желанием броситься прямо сквозь стены на помощь Кристине Даэ, чей стон мы только что услышали.

– Заупокойная месса – это совсем не весело, – вновь зазвучал голос Эрика, – а вот свадебная – уж поверь! – просто великолепно! Необходимо принять решение – чего ты хочешь. Что касается меня, то я не в силах продолжать жить вот так, под землей, в норе, как крот! „Торжествующий Дон Жуан“ закончен, и теперь я хочу жить как все: иметь жену, как все люди, гулять с ней по воскресеньям. Я придумал маску, с помощью которой можно придать себе любую внешность. Никто и не оглянется при виде меня. А ты будешь самой счастливой из женщин. Мы сможем до изнеможения петь друг для друга. Ты плачешь! Ты меня боишься! Но ведь по натуре я совсем не злой! Полюби меня, и увидишь. Чтобы стать добрым, мне не хватало лишь, чтобы кто-то полюбил меня. Если ты меня полюбишь, я стану кротким как ягненок, делай со мной все, что угодно.

Вскоре стоны, аккомпанировавшие этой молитве любви, стали громче, сильнее. Я никогда не слышал таких отчаянных стонов, и вдруг мы с виконтом осознали, что эти жалобные звуки изливаются из уст самого Эрика. Кристина же, находившаяся за стеной, совсем рядом с нами, должно быть, онемела от ужаса и не имела сил кричать при виде коленопреклоненного монстра.

Рыдания нарастали, мощные, как жалобы океана. Трижды из каменной гортани Эрика вырвался стон:

– Ты не любишь меня! – И затем, смягчившись: – Почему ты плачешь? Ведь ты знаешь, что причиняешь мне боль.

Молчание.

Каждая молчаливая пауза возрождала в нас надежду. „Может быть, он наконец покинул комнату, оставив Кристину одну?..“

Мы думали только о том, как дать знать Кристине Даэ о нашем присутствии, так, чтобы этот монстр ничего не заподозрил.

Мы могли выйти из „камеры пыток“, только если Кристина открыла бы нам дверь; в этом случае мы могли прийти к ней на помощь, поскольку даже не знали, в каком месте находится эта дверь.

Вдруг тишина была потревожена звуком электрического звонка.

В соседней комнате кто-то вскочил, и Эрик вскричал громовым голосом:

– Звонят! Соблаговолите же войти! – (Это была мрачная шутка.) – Кто это к нам пожаловал? Подожди меня здесь, я только прикажу Сирене открыть…

Шаги удалились, и дверь захлопнулась. У меня не было времени подумать об ужасной новинке, приготовленной им, я даже забыл, что этот монстр выходит из своей норы только для какого-нибудь нового преступления, – я понял только, что там за стеной Кристина осталась одна.

Виконт де Шаньи уже звал:

– Кристина! Кристина!

Поскольку до нас доносилось все, что говорилось в соседней комнате, моего спутника тоже должны были там услышать. Однако виконт должен был много раз повторить свой зов.

Наконец до нас донесся слабый голос девушки:

– Это сон…

– Кристина! Кристина! Это я, Рауль!

Молчание.

– Ответьте же, Кристина! Если вы одна, ради бога, ответьте мне!

И Кристина невнятно назвала имя Рауля.

– Да, да! Это я! Это не сон, Кристина, поверьте, мы пришли спасти вас. Но будьте осторожны: как только услышите, что монстр приближается, предупредите нас.

– Рауль!.. Рауль!

Пришлось еще несколько раз повторить, что ей не снится это и что Раулю де Шаньи удалось добраться к ней вместе с преданным спутником, который знает тайну жилища Эрика.

Но внезапная радость, которую ей доставило наше появление, тотчас сменилась еще большим ужасом. Теперь она хотела, чтобы Рауль немедленно удалился отсюда. Ведь если Эрик обнаружит нас, он не задумываясь расправится с обоими. Она бегло сообщила нам, что Эрик совсем сошел с ума от любви, он решил убить всех и себя тоже, если она не даст согласия стать его женой в присутствии мэра и настоятеля церкви Мадлен. Решение должно быть принято до одиннадцати часов завтрашнего вечера. Это последний срок. По его словам, она должна выбрать: или свадебная месса, или месса заупокойная.

При этом Эрик произнес фразу, которую Кристина не вполне поняла: «Да» или «нет». Если «нет», все погибнут и будут погребены здесь!“

Но я-то ясно понял зловещий смысл этой фразы, потому что он самым ужасным образом совпадал с моими тревожными предчувствиями.

– Вы можете сказать, где сейчас Эрик? – спросил я.

Она отвечала, что он, вероятно, покинул жилище.

– Вы можете узнать точно?

– Нет. Потому что я связана… Я не могу даже пошевелиться.

Услышав это, мы с виконтом не смогли удержать негодующего возгласа. Наше спасение – спасение всех троих – зависело от свободы действий девушки.

– Надо освободить ее! – воскликнул Рауль. – Скорее туда!

– Но где же вы? – спросила Кристина. – В комнате, где я нахожусь, – это комната в стиле Луи-Филиппа, о которой я вам рассказывала, Рауль, – только две двери: через одну входит и выходит Эрик, другую он ни разу не открывал при мне и запретил мне переступать за этот порог, потому что, по его словам, это самая страшная из дверей… Дверь в „камеру пыток“!

– Кристина, мы как раз за этой дверью!

– Вы в „камере пыток“?!

– Да, но не видим никакой двери.

– Ах! Если бы только я могла до нее дотянуться… Я бы по ней постучала, и вы бы распознали, в каком направлении искать.

– В ней есть замочная