— Ну, что будем мириться…, что ли? — предложил Рауль.

— Только после того как ты признаешься моей маме, что ты все придумал.

— И все?

— И все.

— А можно я лучше объявлю всему университету по громкоговорителю, что это ты меня бросила?

— Можешь если хочешь…, — легко согласилась я, — НО СНАЧАЛА ты все объяснишь моей маме!

— Но как я ей объясню?

— Не моя проблема! Дракон меня подери! Ответ прямо перед глазами! Очки!

— Какие очки?

— Мои очки, в которых я была в клубе, они же записывали всех, кто там был на видео. Но я была так зациклена на том, что же ты от меня скрываешь, что совсем забыла.

— И где сейчас эти бесценные очки?

— Надеюсь там, где я их и положила, в кармане моей кофты…

— Диана, ну, я же говорил тебе, что мы отличная команда!

— К маме с объяснениями ты все равно идешь, и прямо сейчас, потому что Маркиза итак уже полдня меня изображает, а у моей кошки нервы не железные. Уш! Ыш! Спасибо!!! Вы лучшие!

* * *

Каюсь, как и любая порядочная ведьма, я злопамятна и отнюдь немилосердна, и потому не смогла отказать себе в удовольствии собственными глазами увидеть леденящий кровь триллер под названием «Из принцев в отбивные котлеты». Для этой цели я даже использовала несколько капель дорогущего концентрата для приготовления зелья невидимости, а также практически суточный запас магии. Да, да, невидимость весьма энергозатратная штука, более того потом вы еще пару дней ходите с ощущением слабости как будто потеряли пару литров крови, и при этом крепатура такая, как будто бы над каждой вашей мышцей мышцеломы поиздевались отдельно. Именно поэтому невидимость применяется только в случае крайней необходимости; но у меня именно такая необходимость и была! Однако, то ли из-за того, что я недооценила принца, то ли из-за того, что переоценила маму, шоу оказалось откровенно скучным и не стоило ни только потраченных на него усилий и зелья, но даже не стоило тех десяти минут, которые я это вопиющее издевательство над моей требующей отмщения душой, наблюдала. Из некрасивой истории с оклеветанием меня невинной принц выкрутился не то, чтобы оригинально, но весьма элегантно: он рассказал только выгодную ему правду, и при этом почти ни разу не соврал. Хотя, начиналось все так многообещающе! Э-э-э-х!

— Ваше высочество? — удивилась моя мама, когда увидела его просящим аудиенции, — в такое время? Что-то случилось?

Ага! Я прекрасно знала, сколько время, когда отправляла его к маме. Было почти одиннадцать вечера.

— Графиня, прошу прощения за столь позднее вторжение, но я должен с вами поговорить…

— Говорите, раз уж пришли…

— Я не все рассказал о похищении…, когда я нашел Диану там… она была мертва…

— Что-о-о-О? — мама опешила и побледнела. — Я почувствовала ведь…

— Я вернул ее, но я не хотел, чтобы Диана знала или кто-то еще и зря беспокоились, потому что все обошлось. Но сам я со всеми этими проклятиями — не смог так легко забыть то, что случилось и поэтому начал отдаляться от Дианы. И она почувствовала, что я что-то скрываю, но не сумев добиться прямого ответа, она опоила меня зельем правды…, а не любовным зельем. Все остальное я придумал, просто я был очень зол, она перешла черту, я считаю, что она не имела права…

— Я понимаю вас Рауль, но и ее я тоже понимаю… так эти сны…, о которых она говорила… бедная моя девочка… и… спасибо за то, что вернули мне дочь… я этого никогда не забуду. В-вы, наверное, хотите поговорить с ней?

— Если можно? — ответил он ей.

Вот и вся история. Дальше я, не теряя ни секунды, впорхнула в комнату, где развеяла своего двойника, вернула себе видимую форму, и заняла положенное мне находящейся под домашним арестом место, то есть на диване с книгой, и с выражением обиженной моськи на лице.

— Ди! К тебе гости! И будь к нему снисходительна…, ты ведь тоже была не права, — примерила на себе профессию медиатора[28] мама.

— Это значит, что я больше не под домашним арестом? И с меня сняты все обвинения? — уточнила я.

— Рауль все объяснил. Все, включая…, — принц за ее спиной показывал мне застегивающуюся молнию на губах, очевидно, беспокоясь, что я неправильно пойму выражение «все».

— Мам, но сейчас же все хорошо, так ведь? Я обещаю, что больше никаких клубов и вообще быть осторожной. Но мне действительно нужно в мою комнату в общежитие, я должна отдать Раулю важные материалы для следствия. А то мы с нашими ссорами и выяснениями отношений совсем забыли, что важно, а что второстепенно.

— Для меня важнее жизни и здоровья моей дочери нет ничего! Так что пусть эти ваши материалы следствия подождут еще пару минут, — и мама обняла меня так крепко и так долго не отпускала…, что мне пришлось отбиваться и вырываться, практически сражаясь за свою жизнь.

— Мам, если ты мне сейчас позволишь дышать, то я торжественно обещаю прожить, по крайней мере, ближайшие 200 лет, так точно, больше ни разу не умерев!

Если бы зверское похмелье после четырех бутылок шампанского на голодный желудок и откат после заклятия невидимости вдруг решили поспорить, кто из них способен сделать мою головную боль более невыносимой, а я была бы судьей, то я бы отдала пальму первенства откату и только откату. В общем, как бы это передать, во-первых, ноги не держали совсем, а во-вторых, голова не только болела, но кружилась так, что я, наплевав на все условности и приличия, рухнула в объятия принца (но не на пол же мне было падать — во-первых, пол был намного дальше, а во-вторых, гораздо жестче), как только меня доставили в мою комнату; при этом я отчаянно цеплялась за его рубашку, чтобы устоять на ногах, но не устояли ни я, ни рубашка. На мое счастье, принц был хорошо знаком с симптомами откатов после заклинаний, и только это, как я подозреваю, спасло меня от уже правдивого обвинения в приставаниях к его сиятельному высочеству.

— Ди, только твое итак уже достаточно плачевное состояние примеряет меня с фактом, что ты совершенно не уважаешь чувства других людей и право на конфиденциальность! Ты хоть понимаешь, что ты снова перешла черту! И именно поэтому я не буду облегчать тебе страдания!

— Садист! — воскликнула я, и тут же пожалела, даже мой собственный голос причинял мне боль, — Ой-ой-ой…. Не преувеличивай, ой! Голова! Ой… как больно… — я закрыла глаза пережидая приступ боли, — Я просто хотела знать, что ты скажешь моей маме, а вдруг бы ты опять соврал!

— Ты не доверяешь мне даже в этом? — он спросил это так, как будто это стало совершенно невероятным откровением для него.

— Я обещаю…, что извинюсь по полной программе…, ой, голова…, как только ты сделаешь мне тоник… ой…, чтобы я смогла продолжать жить, пожалуйста!