— Так что же изменилось?

Кол вскрыл коробку с патронами и один за другим запихал их в ружье.

— В первую очередь распространение атеизма, но по большей части дело в развитии техники реанимации. Наступает смерть — ты попадаешь сюда, тебя реанимируют — ты уходишь отсюда.

— Ладно. Но как сюда занесло президента?

Кол набил карманы патронами и сунул обрез в длинный карман с внутренней стороны плаща.

— Случайно. Ему не положено здесь находиться, как и нам. Готова?

Я кивнула.

— Тогда пошли посмотрим, что происходит. И веди себя тихо — незачем привлекать внимание.

Мы медленно двинулись от машины к зданию станции. Эвакуаторы, перевозившие пустые автомобили отлетевших душ, проезжали мимо и исчезали в тумане, клубившемся над пандусом выезда.

Мы открыли двери и вошли в здание, проигнорировав парня из Королевского общества автомобилистов, который неуклюже попытался продать нам членские карточки. Внутри оказалось светло и просторно, едва уловимо пахло дезинфекцией — то есть все практически так же, как на любой другой автозаправке. Но посетители были совершенно другими. Говорили они невнятно и тихо, двигались замедленно, словно груз жизни давил им на плечи. Я заметила еще одну странную вещь: заходило довольно много народу, а вот выходило куда меньше.

Миновав шеренгу неработающих телефонов, мы вошли в кафетерий, где пахло свежим чаем и пиццей. Люди сидели группами и тихо переговаривались, листая старые газеты и попивая кофе. На некоторых столах стояли подставочки с номерами еще не поданных заказов.

— Неужели все они мертвы? — спросила я.

— Почти все. Не забывай, это просто врата.

Кол потянул меня за рукав и показал на мост, который соединял наше, южное крыло автозаправки с другим, северным. Сквозь немытое окно я разглядела пешеходный мост, изящной аркой перекинувшийся над уходящей в никуда проезжей частью.

— Значит, никто не возвращается?

— Безвестный край, откуда нет возврата земным скитальцам,[65]— ответил Кол. — Наше последнее странствие.

Официантка выкрикнула номер:

— Тридцать второй!

— Здесь! — отозвалась парочка рядом с нами.

— Спасибо, север вас ждет.

— Север? — переспросила женщина. — Тут какая-то ошибка. Мы заказывали рыбу с картошкой и горошком, две порции.

— Можете перейти по пешеходному мостику. Спасибо!

Парочка, ворча себе под нос, тем не менее встала, медленно поднялась по ступенькам к пешеходному мосту и двинулась на ту сторону. Они уходили, и их фигуры становились все более расплывчатыми, пока не исчезли совсем. Я вздрогнула и ради успокоения посмотрела на дорогу в мир живых. Я смутно различала перегруженное в час пик шоссе М4, огни, расплывающиеся на мокром от дождя асфальте. Живые ехали домой, к своим любимым. Господи, что я здесь делаю?!

От размышлений меня отвлек Кол. Он ткнул меня в бок и указал в дальний угол кафетерия, где у столика в одиночестве сидел дряхлый старик. Я пару раз видела президента Формби, но это было лет десять назад. Согласно данным моего папы, не пройдет и шести дней, как любимец нации умрет естественной смертью, и с нашей стороны было бы нечестно сетовать на его безвременную кончину. Президента отличала болезненная худоба, глаза запали. Его знаменитые зубы явственнее, чем прежде, торчали вперед. Нелегко всю жизнь развлекать публику, а провести половину этой жизни в политике — еще стократ тяжелее. Формби держался только ради того, чтобы не допустить Гана к власти, но, судя по его виду, хватка слабела, и он это понимал.

Я дернулась вперед, но Кол негромко произнес:

— Возможно, мы опоздали. Взгляни на его столик.

Перед президентом стоял номер 33. Я ощутила, как подобрался, а затем расслабился Кол, словно увидел знакомого, которому не хотел бы попасться на глаза.

— Четверг, — шепнул он, — во что бы то ни стало отведи президента в мою машину прежде, чем вернется официантка. Мне надо кое с чем разобраться. Встретимся снаружи.

— Что? Эй, Кол!

Но он уже медленно плыл между отлетевшими душами, толпившимися вокруг газетного киоска, пока не пропал из виду. Я глубоко вздохнула и подошла к столику Формби.

— Привет, барышня! — сказал президент. — Где мои телохранители?

— На разъяснения нет времени, мистер президент, но вы должны пойти со мной.

— Отлично, — покладисто ответил он. — Если вы так говорите, то пойдем. Но я только что заказал пирог и чипсы. Кажется, целую лошадь бы съел!

Он улыбнулся и слабо хохотнул.

— Нам надо идти, — настаивала я. — Я все объясню потом, честное слово!

— Но я уже заплатил…

— Столик тридцать три? — уточнила подкравшаяся сзади официантка.

— Это мы, — весело отозвался президент.

— С вашим заказом возникла заминка. Сейчас вам пора ехать, но мы будем держать его для вас горячим.

Я облегченно вздохнула. Ему еще рано умирать, и персоналу это известно.

— Так мы можем идти?

— Не пойду, пока мне не вернут деньги! — уперся он.

— Ваша жизнь в опасности, мистер президент.

— Моя жизнь множество раз висела на волоске, юная леди, но я не уйду, пока не получу назад свою десятку!

— Я верну ее вам, — заверила я, — а теперь уходим отсюда.

Я подняла его на ноги, и мы двинулись к выходу. Но стоило нам толкнуть дверь и выйти наружу, как из мрака появились трое подозрительных типов. Все они были вооружены.

— Так-так! — произнес первый, одетый в сильно помятую и поношенную ТИПА-форму. Он зарос щетиной, волосы слиплись, лицо покрывала почти трупная бледность. В одной руке он держал старый ТИПА-револьвер, а другую крепко прижимал к собственному темечку. — Похоже, у нас тут живчики!

— Брось оружие! — велел мне второй.

— Всю жизнь жалеть будете!

Не успев договорить, я уже осознала глупость подобного замечания.

— Поздновато нам жалеть. Твой пистолет, будь любезна.

Я подчинилась, и он схватил Формби и поволок внутрь, а первый забрал мой пистолет и сунул его в карман.

— А теперь и ты давай внутрь, — приказал он. — У нас тут дельце, а время уходит.

Я не знала, где сейчас Кол, но он, несомненно, почуял опасность. Думаю, у него имелся некий план, и, если потянуть время, возможно, это сыграет ему на руку.

— Чего вы хотите?

— Да не особенно много, — рассмеялся мужчина, придерживавший голову рукой. — Всего-то твою душу!

— А душенька-то у нее вроде ничего, — заметил третий, ткнув в мою сторону чем-то наподобие дозиметра. — Жизни хоть отбавляй! Старикану-то всего шесть дней осталось, за него много не дадут.