На улице шел какой-то праздник, всю ночь там ходили толпы людей, там пели и плясали, но так случилось, что никто не нарушил их экзальтированного уединения. И все годы, прожитые потом этой необычной парой, были и освещены и освящены неровным светом той фантастической ночи, мистической и незабываемой ночи.

Им выпало, в конечном счете, не так уж много лет этого нечеловеческого божественного счастья. А потом пришла беда, для стороннего зрителя беда очень человеческая и очень земная и стало ясно, что Рамакришна смертельно болен…

Настали тяжелые дни ухода за умирающим, – увы, знакомые каждой семье. Прошлая жизнь, казавшаяся теперь такой светлой, такой безмятежной была полностью разрушена, больной слабел с каждым днем, и не помогали ему ни лучшие специалисты, приезжавшие из города, ни отчаянные молитвы Сарады и верных учеников перед изображением грозной, но всегда до этого милостивой к ним Кали. Ученики, впрочем, до последнего надеялись на чудо – не мог же Рамакришна, признанный аватарой, уйти из жизни как простой смертный! Услышав их перешептывания, изможденный мучительной болезнью великий Учитель горько усмехнулся: «Всемогущий Бог, умирающий от рака горла! – Какие глупцы!».

Сарада пробовала предложить свою жизнь, чтобы спасти его искупительной жертвой, – но боги не приняли ее. Уходили последние дни, и всё это слишком печальная история, чтобы писать об этом…

Конец наступил в ночь с 15 на 1 б августа 1886 года. Рамакришна просто не вернулся из последнего своего транса.

Индуизм не позволяет долгих прощаний. Исхудавшее тело великого мистика было предано всепожирающему огню в пять часов вечера того же дня.

[Бывают странные сближения, обронил однажды Пушкин. В этой дате есть что-то значимое для Индии: через 6 лет в этот день родится йог и революционер Ауробиндо Гхош, а еще через 55 лет в полночь, разделяющую 15 и 16 августа Индия объявит о своей независимости.]

Сарада не плакала, это не подобает индусской женщине. Она окаменела. Механически и достойно она стала готовить вдовью одежду и вдруг – явственно увидела перед собой Рамакришну, поздоровевшего и неизнуренного (а в это время в соседней комнате ссорились его ученики и делили между собой пепел его только что сожженного тела). Она слышала их возбужденные голоса, но фигура перед ней выглядела совершенно реальной, как будто ничего не произошло. Призрак был неожиданно строг. «Что Вы делаете? – услышала она такой знакомый голос – Вам не надо оплакивать меня и носить вдовью одежду, ведь я просто перешел из одного помещения в другое».

Никогда потом не одевалась она как вдова и многие ортодоксы не могли ей этого простить. А впереди была еще долгая жизнь, целых 34 года – столько же, сколько прожила она на свете до этого тяжкого дня.

По еще не ушедшим тогда в прошлое правилам, жизнь индусской вдовы обычно становилась жалким существованием на обочине общества. С уходом мужа несчастные женщины вынуждены были смириться с разрывом всех родственных связей и превращались в белые тени, испуганно передвигавшиеся по улицам с нищенской миской в ослабевших руках. По сравнению с предшествующими десятилетиями это уже представляло немалый прогресс – на памяти у всех был страшный обычай сжигать вдов живыми на погребальном костре мужа. В описываемое время, несмотря на официальный запрет, сотням овдовевших женщин все еще выпадал такой жуткий конец – и для многих из них он был даже предпочтительнее медленного умирания от голода на грязных улицах городов и на деревенских помойках.

Наша героиня не только не носила белую вдовью одежду, но и прожила оставшуюся жизнь в атмосфере высочайшего уважения и даже поклонения И многое здесь было предопределено тем безграничным почтением, которое испытывали к ней осиротевшие ученики Рамакришны.

После смерти Учителя они выглядели слабыми и растерявшимися Часть из них стала монахами. Средств к существованию не было, что делать они не знали, то разбредались, то соединялись Но постепенно закалились окончательно характеры, определились цели. Из гущи этого братства, как быстро растущее могучее дерево, стремительно выдвинулся в лидеры любимейший из учеников гениальный Нарендра, вскоре прославившийся во всем мире под именем Свами Вивекананды. Благодаря его могучему интеллекту и неукротимому темпераменту, благодаря его вселенской славе и учение Рамакришны, и деятельность общины его учеников становятся постепенно одним из важнейших факторов духовного развития всего человечества.

Без львиного рыка Вивекананды, без его блистательного пера тихий голос дакшинешварского жреца, скорее всего, поглотили бы и заглушили набегающие, как воды Ганга, волны истории – шумы демонстраций, треск британских винтовок, гудки приближающихся из Калькутты к его келье заводов и фабрик…

В первые годы после ухода Рамакришны на долю Сарады выпало немало житейских испытаний. Она осталась одна и мир не был к ней благосклонен – ее обманывали родственники, о ней зло судачили знакомые и незнакомые, выпало на ее долю даже покушение на ее женскую честь. Деньги, предусмотрительно оставленные Рамакришной для нее, перехватывали родные, и бедность ее в это время была ужасающей, несравнимой ни с чем в прошлом. В течение нескольких лет ей не на что было даже купить соли.

Она жила какое-то время в Камарпукуре, деревне, откуда он был родом, привычно трудилась и ни на час не впадала в уныние, хотя мысли об ушедшем наполняли ее острой болью. К тому же, как мать о сыновьях, она постоянно беспокоилась о судьбе его учеников.

Сердце сердцу весть подает. И постепенно эти молодые люди, принявшие монашеский обет, вспомнили о вдове своего гуру и отправились к ней, и перевезли ее в Калькутту, и окружили ее заботой и преклонением.

Сарада как бы вышла из тени. Теперь ее роль в начинавшемся движении Рамакришны становится во многом идентичной роли самого Учителя, к ней прибегают за советом, за руководством, к ней несут свои проблемы и молодые монахи, уже сформировавшиеся в интеллектуальную волевую духовную элиту Индии, и сотни, а потом и тысячи их последователей. У нее появляются свои ученики и, что характерно, она принимает всех и никому не отказывает. Но при этом, видимо, происходит определенный естественный отбор или, может, ее чистота делает из них действительно духовных лидеров нации. Мне посчастливилось застать на земле многих ее прямых учеников, и я готов засвидетельствовать, что все они были совершенно исключительными по исходящему от них свету людьми.

Она «вышла из тени», сказал я и сказал неточно – она чисто в человеческом плане оставалась настолько не на виду, что, по свидетельству сестры Ниведиты, даже Вивекананда, ее ближайший духовный сын, постоянно искавший ее совета во всех своих многотрудных делах, «никогда не видел ее лица»!

У нее не было своего учения, да и услышанное от Рамакришны не «преподавалось» и тем более не навязывалось ею, а как бы проживалось. Ее жизнь была ее и его учением, ее поведение уроком сочетания высокой духовности и здравого смысла. Ее чистота была настолько безупречной, что соприкасающийся с ней мир не мог не меняться.

И она сохраняла свою материнскую женственность, хотя шли годы, уходили из жизни самые близкие ей люди, бурлила в политическом котле ее Индия и болезни постепенно подтачивали ее изнутри. Ее царственная простота оставалась абсолютно нетронутой – ни тщеславием, ни гордыней, ни сознанием своей исключительности. Ей было интересно с людьми, она любила их без всяких условий и не стеснялась демонстрировать им эту великую любовь.