Похоже, решил Аршавский, что оба звена обменного цикла взаимно обусловлены: чем экономнее энергетика в состоянии покоя, тем больше возможностей для работы, а чем выше, в свою очередь, уровень деятельности, тем более он гарантирует низкую энергетическую стоимость восстановительных процессов.

Аршавский давно заметил: ребенок появляется на свет с часто бьющимся сердцем и одышкой. Его сердечный ритм превышает ритм матери в два с лишним раза, частота дыхания – в четыре.

Только ценой напряженного обмена и большой траты энергии крошечная грудная клетка обеспечивает себе необходимое количество кислорода и пищи. Но пройдет год, другой, и ритм сердца спадет со 150 до 60 сокращений в минуту, а частота дыхания – с 50 до 14.

Почему? Да потому, что ребенок встает на ноги, включает наконец в работу свои мышцы. Потому, что не только размеры тела, как полагал Рубнер, определяют состояние кровеносной и дыхательной систем, но и степень деятельности мышц, скелетной мускулатуры, уровень их усилий. Именно они, влияя на нервные тормоза, преобразуют ритм дыхания и сердца.

И, видимо, было время, когда кролик, подобно зайцу, носился по лесам. Сокращения его сердца были иными, и жил он, вероятно, в два-три раза дольше, чем теперь. Предки его, вырывшие себе первую нору, сменившие лесной простор на подземное существование, отрезали себе путь к свободе и долголетию.

Так и выходит, что гиподинамические (малоподвижные, малодеятельные) организмы быстро сгорают, невзирая на то, что развиваются в условиях покоя, в условиях вроде бы ограниченных энергетических трат.

Тут нет никаких противоречий. Эти выводы вполне аргументированы. И, пожалуй, не случайно Гуфеланд, который положил начало геронтологии (науки, изучающей старение живых организмов), в своем труде «Искусство продлить человеческую жизнь» пришел к заключению, что ЛЕНТЯЙ НЕ СПОСОБЕН СТАТЬ ДОЛГОЖИТЕЛЕМ.

Тут уместно припомнить еще и наблюдения классиков русской литературы. Не потому ли Ивану Александровичу Гончарову (1812–1891) пришлось похоронить своего Обломова в тридцать лет, что этот лежебока истратил слишком много энергии, проводя большую часть жизни на диване? Не оттого ли столь намного пережил его энергичный и деятельный Штольц?..

«От нас зависит, – считал Аршавский, – трудом и упражнениями снизить ритм дыхания и кровообращения, умерить в организме горение и тем не только увеличить наши трудовые возможности, но и значительно продлить нашу жизнь».

Долголетние научные поиски Аршавского увенчались открытым им «энергетическим правилом двигательной активности», или, как его еще по-другому называют, «энергетическим правилом скелетных мышц».

Этот принцип был предложен в противовес рубнеровскому правилу поверхности (которое, конечно, остается в силе для «бездеятельных» организмов, например, перенесших полиомиелит детей: у них и в пять, и в десять лет сохраняется высокий ритм дыхания и сердечных сокращений, как у грудного младенца).

«Природа, – говорил Аршавский, – щедро одаривает нас за труд: чем больше затраты жизненной энергии, тем выше степень неравновесности организма, а значит, надежнее он и устойчивее к воздействиям среды. Выходит, двигаясь и развиваясь, мы сами заводим часы своей жизни. Не раскручиваем заведенную пружину, а, наоборот, закручиваем ее…»

Работа мышц, по мнению Аршавского, как бы дает прибавочную стоимость (экономика по Марксу), выступающую в организме в двух обличьях.

Первая форма избыточного анаболизма (в отличие от процессов катаболизма, когда преобладает не накопление, а распад веществ) является доминирующей до рождения ребенка и в первые годы его появления на свет. В этот период в мышцах и в других органах накапливается в основном протоплазма – живое вещество клеток, что и обеспечивает рост организма.

Потому дети и развиваются не хуже сказочного царя Гвидона. Но когда они встают на ноги и делают первые шаги, начинает преобладать вторая форма избыточного анаболизма: происходит так называемое накопление энергетических потенциалов. При этом организм повышает свою структурно-организационную упорядоченность, приобретая способность осуществлять активность, ранее для него недоступную.

Если выразиться условно, то чем больше энергетических потенциалов, тем выше работоспособность скелетной мускулатуры, а значит, и всего организма в целом. Вот отчего «энергетическое правило скелетных мышц» можно еще назвать и «правилом щедрости». Организм без оглядки тратит свои силы, и природа в ответ столь же щедрой рукой, с большим избытком, одаривает его новыми силами.

Впрочем, здесь необходимо сделать некоторые уточнения. «Щедрость» двигательной активности не должна быть чрезмерной.

Мышечные усилия не должны – расставим окончательно точки над i! – выходить за рамки физиологического стресса. Ни в коем случае нельзя переступать незримые границы из-за опасности попасть в область стресса патологического.

Полезны не всякое движение, не любая работа. У кузнеца, например, сильные руки, но с годами от однообразного, тяжелого труда его правая, рабочая, рука становится слабее левой, а к концу жизни может вообще атрофироваться.

Считается, что по той же причине Илья Ефимович Репин (1844–1930), впрочем, как и многие другие художники, всю жизнь не отходившие от мольберта, утратил в старости способность владеть кистью правой руки.

Одни и те же группы мышц работают и у спортсменов в силу их узкой специализации. Излишняя скелетная мускулатура у тяжелоатлетов, культуристов, некоторых представителей других видов спорта является (мнение Аршавского) не просто отрицательным явлением, но и фактором инвалидизации организма.

Как показывают эти многочисленные эксперименты, поставленные самой жизнью, двигательные нагрузки не должны превышать границ, за пределами которых они уже не способствуют накоплению свободной энергии, а приводят к задержке развития.

Аршавский: «Блуждания между Сциллой бездействия и Харибдой чрезмерного усердия доказывают, что мышцы наши нуждаются в здоровом рационе не менее, чем желудок, страдающий и от недоедания, и от переедания».

Знаменитого Пифагора современники чтили не только за успехи в математике – он был олимпийским чемпионом по кулачному бою.

Михайло Ломоносов мог легко завязать в узел железную кочергу. Английский поэт-романтик лорд Джордж Гордон Байрон (1788–1824) участвовал в боксерских поединках. Писатель Александр Иванович Куприн (1870–1938) был одним из лучших тяжелоатлетов и борцов Киева.

А выдающийся русский инженер Владимир Григорьевич Шухов (1853–1939) и в семидесятилетнем возрасте ежедневно тренировался на гимнастических снарядах и подтягивался на перекладине. Все нами перечисленные выдающиеся люди утверждали, что тренировка и укрепление мышц помогали им в умственной работе. Так связаны ли между собой интеллектуальная деятельность и двигательная активность – спросим мы себя?