Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не договорила. На улице поднялся гвалт и свист. Спасатели бежали за каким-то нелепым человечком в каракулевом пирожке, сбившемся на затылок. В руке у человечка была мозговая кость, похищенная из бабушкиного мешка. Похититель мчался вправо.
Толпа, ушедшая почти вся влево, обернулась и громко возмущалась в стиле держи вора.
- Ну вот, - развеселилась бабушка, - я же говорила. Нашёлся один реально голодный, сейчас его скрутят.
Отряд спасателей мчался человечку наперерез, а тот быстро высасывал мозг из кости в ясном понимании, что это его последний в жизни ужин.
Действительно, его настигли и мгновенно сунули в портативную передвижную гильотину. Щёлк - и всё. Голову сунули в мешок, очень похожий на тот, что бабушка дала оборванцу, а каракулевый пирожок, отлетевший метров на десять, остался без внимания. Я пошла и подняла осиротевшую шапочку.
- Бабушка, что ты собираешься делать дальше? - я показала ей грязный каракуль.
- Пока ничего. Моё открытие запоздало чуток.
- Ты про Давида?
- Да, им всем надо промыть мозги. Надо подумать, как их переловить.
- Нет проблем. Тут недавно покойничка пронесли. У него в гробу, под манишкой, притулилась одна тренированная блядь. Достанем, покажем министрам, они побегут за невымышленной потребностью.
- Размечталась твоя Оксана. Да она же просто дура, а у них этого добра и так девать некуда. Они же на самом деле жутко умные...
Когда я проснулась, была тёмная ночь. Я никак не могла поверить, что всё это мне приснилось. В комнате резко пахло шашлыком и бисквитами. Захотелось кричать. В основном, потому, что Пётр, как и положено, был наверняка всё ещё жив.
Подошёл Потомуч, весь мокрый. Текло с него по всей квартире.
- Я плакал, - сказал он и попытался выжать воду из малиновых полузайчатых ушей.
- Я тоже...
- Мне больно, - сказал Потомуч.
- С чего вдруг?
- Ты скоро сделаешь новую ошибку, просто классную, стильную, а меня, простеца подзаборного, позабудешь...
- Почему?!
- Потомуч. То. Восемь кочерёг. Шестнадцать грабель.
- А, отважился. Какую ошибку?
- Кардинальную.
- Это не смешно.
- Это точно, - кивнул ушами Потомуч и потуже завязал поясок.
- У тебя раздолье. Новое время создало для тебя все условия. Хочешь, адресок дам? Её зовут Даша. Она любила мужика...
- Кого-о-о? Она тоже неграмотная? Мы с нею конгениальны? - оживился он и вытащил из уха кожаный ежедневник с медными закруглёнными уголками. - Я могу подарить ей зелёный пакетик. Он живёт на полке в одной ванной...
- А, так ты всё подслушал?
- А ты не умеешь тихо думать. На весь мир орёшь, как... - он явно страдал, когда дело доходило до тропов.
- Ну? как я ору? Давай. Оскорбляй.
- Нет, сначала ты адресок давай. Тебе уже не пригодится.
- Ты несколько мрачен сегодня.
- А ты весела, как... - опять проблема с образным мышлением. - Я бы эту девку, которая меня выдумала...
- Что бы ты - её?
- Давай адрес. - Он записал адрес Даши. - Прощай.
- До свидания.
- Не надейся. Я одноразовый.
- Почему это?
- Потомуч. То.
ЗДРАВОМЫСЛИЕ КАК БОЛЕЗНЬ
Когда я пристаю к бабушке с вопросами, слезами, Петром и чаем, я реализую поиск защиты, а она ничего не реализует. У неё нет потребностей. Она готова остаться без меня хоть сейчас и навек, но ещё не время, и она меня терпит.
Я не сразу оценила великолепие подарка: могу общаться с нею почти бесперебойно, получать затрещины, однако всё очень зримо, внятно, как гитара-огнемёт, пробудившая меня сегодня, после тяжёлого сна. Музыка давила со всех сторон, чуть окно не вышибла.
Мне теперь каждый день снятся тяжёлые сны. Сегодня был ядерный взрыв. Я его видела, а потом звонила по телефону на место события и спрашивала у пострадавших - пойдут ли они на обед. Словно дело было в редакции маленькой газеты, где все ходят на обед вместе. А мне отвечали, что на том месте, где были обеды, теперь воронка, засыпанная серым пеплом, и мощная радиация. Я спрашивала: не пахнет ли радиация озоном? А меня, после молчаливой паузы, посылали на х.., поскольку за такие вопросы, обращаемые к умирающим людям, посылать надо ещё дальше, но со мной обошлись вежливо.
Наступило утро и время осмысления. Сверху била гитара-огнемёт, словно соседи решили покончить с моими философскими муками. Это было, так сказать, ковровое музицирование. Музыка-напалм.
Гитара-огнемёт исторгала страстные призывы на испанистый лад типа вернись, я всё прощу и не уходи, побудь со мною. Собственно, что тут ещё скажешь? Спроси любого психиатра. Он ответственно подчеркнёт то место, где наука называет любовь безумием, и в основном потому, что одному человеку кажется, что только с избранным им другим человеком он может быть счастлив. Наука уже доказала, что это безумие. Таким образом, наука превосходно разрешила все коллизии литературы, сцепленные с верностью и нежностью в принципе.
Метафизические основы любви сведены к метахимическим.
Да, что-то говорится об ответственности за детей, но тут я не понимаю, как всё связать. Мужчина и женщина имеют право не только друг на друга, а и на всех остальных мужчин и женщин Земли, - так говорит наука, - а вот детям, поди ж ты, нужны их родители. Не понимаю. Как хорошо, что мы с Петром, когда ещё жили вместе, не думали о детях! Мы бы совсем убили друг друга, поскольку ещё не умели делиться энергией с другими, а дети - это типичные другие.
Эксперимент был чист, как слеза народа. Только мы и только вдвоём, потому что у нас заговор. Мы сговорились помогать друг другу во всём, чтобы быть сильнее мира и зла. Да-да, мы вот так сильно и глубоко понимали друг друга! Мы внутри друг друга - это был китайский узорчатый шар, который неизвестно как сделан древним мастером: пойдите в музей Востока и посмотрите на наш прототип. Свёрнутый мир: одна резная сфера содержит в себе другую резную сферу, а та ещё одну, и так пока хватает взгляда. Но кто и как их туда засунул бесшовно, пропорционально и таинственно? Что за текст? Гениальный костерезный текст. Напиши такую страницу на бумаге - и можешь покидать бабушку со спокойной совестью. Отчёт тела по проживанию в нём души будет принят в высших инстанциях без колебаний, без рекламаций, нормально уйдёшь в вечность; тебя даже могут канонизировать.
Это я думаю лёжа. Естественно, тут же звонит бабушка и встревает в мой монолог:
- Гениальные тексты, как и мужчины, появляются на свет Божий по своему графику, без объявления, и оскорблённые современники охреневают и отказываются читать. Им просто больно. Особенно больно талантливым, особенно тем, у кого солидный репертуар хобби, помнишь? Ведь хобби - верный признак неудачничества. Ты мне надоела - со всеми своими попытками, ответами, озарениями, особенно с текстами.