— Покажите! — Бажанов склонился над картой.

Пока генерал с мотоциклом обсуждали проблемы эвакуации через загадочную Выворотку, я, кое-что мотая на ус, присматривалась к «ежику». Кого-то он мне очень напоминал. Короткая стрижка, оранжевый пиджак, цепь на брюхе…

Господин Фол, утряся вопрос о Выворотке, укатил, забыв попрощаться. Генерал повернулся ко мне:

— А тебе чего, Гизело? Скучно?

— Решение об эвакуации, — как можно спокойнее проговорила я. — Если не ошибаюсь, я его не визировала?

Бажанов удивленно моргнул" затем внезапно рассмеялся:

— Ну, законница! План эвакуации города, да будет тебе известно, был утвержден еще в 1955 году и пересмотрен в 92-м. Показать? Я лишь вскрыл Красный пакет. А уж тут мне твоя санкция — до печки. Постановление есть такое, от 5 мая 2002 года: «в случае стихийных бедствий, массовых эпидемий и прочих обстоятельств, требующих…» Помнишь?

— И все равно, — вздохнула я. — Моя подпись нужна. Сами назначили!

В этот миг я показалась себе невероятной занудой, причем далеко не впервые

— Подписывай!

Я черкнула пером по бумаге. Бажанов невозмутимо кивнул:

— Вот так! Значит, вывозим население из северных районов и центра. Юг — Баварию, Основу, Новые Дома и Восточный — пока не трогаем. Там — по возможности. Все?

— А этот? — ничуть не смиренная, я кивнула в сторону «ежика». — «Братков» коллекционируем?

«Браток» заерзал в кресле, и я поняла, что не ошиблась.

— Этот? — Бажанов хмыкнул. — А ты сама послушай! Говорите!

«Ежик» неуверенно оглянулся, вздохнул:

— Ну, это… Бугор маляву передать велел. На словах. Тока ты, начальник, не сбивай, а то сам собьюсь… Ну, в общем, пацаны автобусы конкретно подгонят — в Безлюдовку и на Рогань. Тыщи две сопляков реально вывезем. Кого — в Крым, понятно, кого в Болгарию. И три состава мы еще вчера притаранили — на Леваду и на Балашовку. Бугор сказал: детей брать и баб, которые с сосунками. Харч у нас есть, ксивы справим. Пусть кто-то из ваших с нами поедет, чтоб с «корочками» был. Да хоть госпожа Гизело, пацаны ее знают, и Бугор знает!

Бажанов покосился в мою сторону.

— «Корочки» я вам обеспечу, — кивнула я. — Пошлю с вами парня и десяток жориков с рациями. А то заблудитесь, знаю я вас!

— Обижаешь, начальник! — привычно вздохнул «ежик».

— Могу, — пообещала я, и «браток» тут же увял. Видать, и вправду обо мне слыхивал.

— Заодно предупредим областные и городские власти по пути следования. А Бугру, то есть господину Лукьяненко, передайте, что мог бы и сам остаться. Спортсмен все-таки!

«Ежик» потупился, неуверенно пошевелил пальцами:

— Так, блин, мы ему тоже говорили! Наш ведь город! Чего мы, неродные, что ли? Жить ведь нам здесь! Ну, ничего, полсотни братанов осталось, мы этим, извиняюсь, сучарам…

— Гранатометы выдать? — хмыкнул Бажанов, тоже сообразивший, что к чему.

Оранжевый пиджак смутился окончательно и поспешил ретироваться.

— Видала? — начал было генерал, но тут дверь вновь отворилась.

— Разрешите?

На пороге стоял «сагайдачник» в знакомом камуфляже, а рядом с ним — весело улыбающийся розовощекий гражданин.

В наручниках.

— Та-а-ак! — Бажанов медленно встал. — Познакомься, Гизело! Малыжинский Калиостро. Малыжино не забыла еще, а?

Малыжино? Я невольно вскочила, шагнула вперед. Нет, этого розовощекого видеть не приходилось.

— Он у них, Гизело, главный штукарь был.

Сам сдался — умный, подлец!

— Николай Эдуардович! Можно просто Лель, — чарующе улыбнулся штукарь, сделав попытку поклониться, но был схвачен бдительным «сагайдачником» за ворот.

— Ладно, Гизело, иди! Пора уже. А я пока с этой Лелью поручкаюсь.

Я быстро взглянула на часы. 9.15. И вправду пора.

На прощание штукарь Лель вновь одарил меня улыбкой. Настолько очаровательной, что я пожалела о пропавшем неведомо где браунинге.

"Третий — Стреле. № 1.

1. Приносим извинения за известные вам обстоятельства, возникшие не по нашей вине.

2. Просим остаться в городе до окончания событий. Ваши наблюдения представляют огромную ценность. После завершения обороны (вне зависимости от ее результатов) уходите по каналу «Проба» или самостоятельно.

3. По возможности постарайтесь защитить и вывезти из города Молитвина Иеронима Павловича.

4. Рад сообщить, что после возвращения из отпуска вам будет предоставлена новая работа. Отныне ваш псевдоним — «Двенадцатый». Поздравляю!"

Такие послания следует обдумывать не торопясь. Но неведомый мне босс ждет. О чем спросить? О «новой работе»? Еще рано, вот стану «Двенадцатым», тогда уж… А забавно выходит! Ба-а-альшимначальничком буду! «Бугром»!

"Стрела — Третьему.

Спасибо за поздравления. Поясните пункт 1. Совершенно сбита с толку".

Третий ответил не сразу. И в этом молчании мне почудилось смущение. Кажется, и мой новый босс не все понимал до конца.

"Третий — Стреле.

Были введены в заблуждение сообщением о гибели внедренного сотрудника Стрелы…

Что-о-о?!

…К счастью, вашей дочери сообщить не успели. Еще раз приносим извинения. Обратите внимание на высылаемый документ".

В маленькой комнате внезапно стало очень жарко. И душно. А может, холодно, не разобрать. Но все равно — душно.

На экране медленно проступал белый четырехугольник. Фотография?

…Мертвая женщина — страшная, с искаженным последней мукой лицом — лежит на цементном полу…

Я закрыла глаза.

Господи!

А если бы Эмме показали такое?

Когда я наконец смогла взглянуть на экран, жуткое видение исчезло, сменившись привычными строчками:

«Сами понимаете. Как правило, после такого живут долго. Желаю успеха! До встречи, Двенадцатый!»

Ответить я не успела. Да и что тут ответишь?

Долго будете жить, Двенадцатый!

Но…

Но ведь чудес не бывает?

Девятый! Где же ты, Девятый?

…Добрый дедушка сидит в «вольтеровском» кресле, длинные красивые пальцы застыли на подлокотниках. Добрый дедушка почему-то сердится на свою неразумную внучку…

Сегодня полковник Стариновне улыбался. Молодое лицо сразу стало старше, на скулах обозначились резкие складки. Этой ночью ему явно не довелось спать.