Богаев хитро покосился на Веронику, но та не смутилась, прямо смотрела на Ивашуру, как бы давая понять, что ничего особенного в ее интересе к отдельным специалистам нет.

– Вы становитесь ворчуном, – сказал Ивашура. – Сами предложили мою кандидатуру в начальники экспедиции, а теперь каетесь? С удовольствием уступлю кресло, тем паче что оно и мне не дает возможности заниматься наукой.

– Ну конечно. А кто ходил к Башне, рискуя… – Богаев посмотрел на Веронику и понял, что сказал лишнее.

– Вот-вот, – оживилась та. – Расскажите, Игорь, пожалуйста.

Ивашура посмотрел на часы.

– Это вам расскажет и Миша Рузаев, а я сейчас буду проводить перекличку, сверять планы на завтра. Подождете?

– Непременно.

– Михаил, – позвал Ивашура, – подойди на минуту.

– А я пошел спать. – Богаев вздохнул, сунул платок в карман. – Старик я еще молодой, но разве за ним угонишься? – Кивок в сторону отошедшего Ивашуры. – Вырос парень, далеко пойдет, вот помяните мое слово.

Через час Ивашура закончил вечернюю перекличку с руководителями научных отрядов и оставил Рузаева в штабе дежурить вместе со сменой радистов. Сам же оделся, помог одеться Веронике, и они вышли из комнаты в ночь.

Лес со стороны дороги глухо шумел под усилившимся ветром. Звезд не было видно, небо казалось закрытым облаками, Башня почти не выделялась в темноте, но, приглядевшись, можно было рассмотреть странную темно-вишневую стену, нереальную своими размерами, однотонностью и цветом. Аналогий этой стене подобрать было невозможно – ничто на Земле не соответствовало ей, не походило на нее даже отдаленно. До Башни было около двенадцати километров, и все же она загораживала треть небосклона, исчезая в низких быстро несущихся облаках.

Мороз был нешуточный, с ветром. Ивашура заботливо поправил воротник шубки спутницы, и они медленно побрели по скрипящему утоптанному снегу к «жилому кварталу» экспедиции. Сквозь шум леса доносился равномерный стук дизеля, дающего свет и жизнь всему лагерю, взревел вездеход, по дороге прошел трактор с волокушей.

На стене Башни под самыми облаками вспыхнул круглый желтый зрачок, помигал, светлея, и погас.

– Красиво, – сказала Вероника, не сводя глаз с темно-вишневой полосы. – Что это было? «Глаз дьявола»?

– Вы уже неплохо ориентируетесь в нашей терминологии.

– Просто все настолько неординарно, что запоминается сразу. Кстати, вас снова ждут журналисты, им не все ясно.

– Вот как? Старые знакомые?

– И старые, и новые. Приехали корреспонденты центральных газет и журналов. Многих я знаю по работе.

Ивашура замедлил шаг, задумался на несколько секунд.

– Знаете что? Давайте посмотрим на Башню сверху. Вы ведь, наверное, еще не видели ее в таком ракурсе?

Вероника посмотрела на него удивленно, в глазах ее отразился свет окон ближайшего домика.

– А можно?

– Разве я не начальник экспедиции?

Вероника засмеялась.

– Богаев назвал вас «волюнтаристом с докторским дипломом», и он прав, по-моему.

– Конечно, прав, я волюнтарист, даже анархист, если хотите, но, к счастью, обладаю обостренным чувством риска: знаю, когда можно рисковать, а когда нет. Как видите, пока я не ошибался.

– Потому и в «зону ужасов» пошли, что предполагали благополучный исход разведки боем?

– Не предполагал – знал. Не верите? Ей-богу, не вру! Со мной ничего не может случиться, пока я держу свое бытие в прогнозируемом русле.

– А вы не хвастаетесь, часом, волюнтарист?

Ивашура улыбнулся.

– Есть немного, из желания понравиться. Итак, летим?

– Летим! – без колебаний ответила девушка. – Только сообщите все же о своем решении Богаеву, я его почему-то побаиваюсь. И вообще как-то странно: директор Центра и вдруг – заместитель своего подчиненного… Вы не находите?

– Нет, все закономерно. Богаев стар, через год уходит на пенсию, да и сердце у него слабое, а тут забот невпроворот.

– А как вы с ним в Центре уживаетесь?

– Нормально. Я его уважаю, он меня, надеюсь, тоже.

– Я слышала обратное…

– Чепуха! – Ивашура начал сердиться. – Просто был случай, когда я оказался прав, а он нет. Но я сказал правду: мы уважаем друг друга. Еще раз спрашиваю…

– Да лечу, лечу, не сердитесь, Игорь. – Вероника взяла Ивашуру под руку. – Не хотелось бы пилотов беспокоить.

– Пилотом пойду я. Постойте минуту, я предупрежу Михаила.

Ивашура бегом отправился назад к штабному домику и вскоре вернулся.

– Все, идемте.

Они пошли к стоянке вертолетов, перебрасываясь на ходу ничего не значащими фразами.

Ивашура первым залез в кабину, включил свет, прогревание и помог девушке подняться.

Двигатель, застывший на морозе, долго не хотел просыпаться, фыркал, бурчал, тряс кабину, но все же завелся. Медленно закружились лопасти винтов, побежали веселей, и вертолет взлетел.

– Я гляжу, все, что мне о вас говорили, сбывается, – сказала Вероника.

– А что говорили? – Ивашура натянул на голову дугу с наушниками, поправил на голове ларингофон и выключил в кабине свет.

– Ну, например, что вы все умеете и все знаете.

– Снова преувеличение. Почему вы избрали профессию телекомментатора? Вам надо работать журналистом.

– А я и так журналист, во всяком случае, три года назад окончила факультет журналистики МГУ.

– Я так и знал, – с сарказмом сказал Ивашура. – Чего еще от вас можно было ожидать?

Вероника рассмеялась.

– С вами интересно, Игорь. Позвольте вопрос…

– Женат ли я? Нет, пока не женат.

– Ну вот. – Девушка с сожалением покачала головой. – Я думала, у вас есть чувство меры.

– Простите, – быстро сказал Ивашура и коснулся руки соседки. – Это со мной бывает очень редко. Простили?

– Я подумаю.

Вертолет облетел Башню кругом, порывы ветра то и дело заставляли его крениться с боку на бок, и приходилось не столько смотреть вперед, сколько прилагать усилия, чтобы удержаться на сиденье.

– Держитесь за меня, – предложил Ивашура. Сам он словно врос в пилотское кресло. Вероника подумала и приняла его предложение.

Вертолет вошел в облака, кабину затрясло.

– Выйдем вверх, тряска прекратится, – пообещал Ивашура.

– Игорь, что будет… – Вероника помолчала. – Что, если Башня не остановит свой рост?

Ивашура, казалось, увлекся управлением машиной и не слышал вопроса. Вертолет наконец пронзил облачный слой и оказался под темно-фиолетовым куполом с великолепным звездным узором. В пяти километрах от него парила угрюмая, светившаяся багровым накалом округлая гора Башни.