Бедный Степан Иванович, припертый к стенке, так и остался с «пенящейся пеной».

Мое предположение оправдалось. Несколько отойдя от спора, на прощанье, ввиду их завтрашнего отъезда в Омск, он очень просил меня еще раз с ними пообедать.

Токио. 3 февраля

Опять новая порция снега и грязи. Завтракали у нашего военного агента. Присутствовал французский военный агент, желавший, по-видимому, несколько ориентироваться в моих взглядах на положение. Я был очень сдержан; по правде говоря, в моем сознании все более и более растет неприязнь к союзникам за их исключительно платоническую помощь и большие претензии на участие в устройстве нашей судьбы. На прощание любезный майор, недурно говорящий по-русски, заявил, что он в моем распоряжении, – я не менее любезно поблагодарил его.

Провожали К., на этот раз споров не было, стесняли представители посольства и «свита» Курбатова. Последний, между прочим, сообщил, что он передал по назначению172 свой проект «русско-японского соглашения», и неприятно удивил меня заявлением, что в препроводительном письме он отметил, что «под изложением, если бы это потребовалось, охотно даст свою подпись и генерал Болдырев». Я несколько иначе редактировал мою мысль при разговоре о возможности моей подписи на его проекте, никаких обещаний не давал, на что и обратил внимание Курбатова.

Над К. подшучивали173, что он очень поплатится, если в Омске узнают, что он два дня подряд обедал с генералом Болдыревым, но добрейший К. был уже элегически настроен перед отъездом, и мы, по русскому обычаю, расцеловались на прощанье; как политический противник он оказался незлопамятным174.

Токио. 4 февраля

Весь день под впечатлением русских газет, вернее одной – «Голос Приморья», издающейся кадетами во Владивостоке.

Газета эта пытается все представить в добром свете, но даже и она как будто начинает озираться с опаской на «большевизм», растущий справа.

26-летний генерал Пепеляев произведен в генерал-лейтенанты. Боян из «Русской армии», генерал Андогский, уподобляет его поход на Пермь суворовскому переходу через Альпы в 1799 году. Одним словом, «сибирский Суворов» при «русском Вашингтоне»175. Всегда хочется того, чего нет.

Судя по газетам, вся «твердая» деятельность правительства пока в подавлении крамолы. Командование русскими в руках иностранцев.

Был с прощальным визитом сопровождавший меня недавно в Чиба капитан Савада. Едет послезавтра с генералом Такаянаги в Омск. Савада подтвердил намерение чехов уйти за Омск.

На Кавказе крупный успех у Врангеля над большевиками. Гуковскому сегодня передавали, что Омское правительство будто бы передало русское золото, захваченное в Казани, под охрану чехов. Это признак серьезного беспокойства.

Не видно настоящей дороги. Тяжким испытаниям нет конца.

Токио. 5 февраля

Был в военном музее, помещающемся в части города Кудан. Сойдя с трамвая на остановке «Фузими-Чо», предварительно посетил военный храм с ведущей к нему длинной аллеей из каменных обелисков весьма стильного рисунка, несколько напоминающих наши большие церковные подсвечники. Военный храм, как учреждение официальное – синтоисский[38], лишенный каких-либо статуй и украшений, если не считать развешанных внутри полотнищ материи с надписями. К храму ведут огромные бронзовые ворота в виде двух высоких бронзовых колонн с двумя перекладинами – короткой и сверху более длинной. Ворота очень красивы своей простотой и величавы по размерам.

Музей находится сбоку от храма, довольно большое двухэтажное здание. Входная плата 5 сен. В музее что-то более сорока комнат, сплошь заставленных оружием и предметами военного быта. Несколько комнат заполнены трофеями Японо-китайской и Русско-японской (1904–1905 гг.) войн.

Стены музея или расписаны изображениями морских и сухопутных боев, или портретами выдающихся генералов и адмиралов. Характерно для музея, что несколько простенков занято фотографиями лиц, имевших наиболее тяжкие раны, как бы иллюстрирующими сумму наиболее тяжких страданий, перенесенных этими героями в различных боях.

Большое внимание посетителей привлекает комната № 11 с огромными фотографиями, портретами, набросками, изображающими генерала Ноги, его супругу и двух сыновей-офицеров. В этой комнате в нескольких витринах сосредоточено все, что имело отношение к боевой жизни генерала: его оружие, форма, ордена, походные вещи, седла. Здесь же кимоно, в котором совершено харакири, со следами разрезов и крови. На одном из простенков этой комнаты трогательные стихи королевы румынской Кармен Сильвы – генералу-герою.

Здесь же весь несложный походный военный гардероб обоих детей Ноги, погибших под командой отца.

Удивительное настроение дает эта комната. Дух какого-то величия чувствуется среди этих скромных предметов, связанных с памятью исключительной семьи. Недаром все время здесь столько посетителей. Среди них: девушки, няни с детьми, студенты и школьники, почтенные провинциалы, случайный рикша, бедный рабочий – все одинаково переживают чувство глубокого уважения к герою-соотечественнику.

Очень беглый обзор других сокровищ музея оставил в моей памяти впечатление редкого собрания клинков и ножей, мечей, стрел, дротиков, бранных доспехов древних самураев (дворянство). Интересующийся системами оружия и его эволюцией найдет здесь немало интересного.

Я очень волновался, подходя к большому круглому залу, где, главным образом, сосредоточены трофеи Порт-Артура. В действительности впечатление оказалось слабее, чем я ожидал.

Вид плененных Андреевских флагов больно кольнул сердце, но мне вспомнилась героическая борьба крепости и флота – это смягчало горечь воспоминаний о пережитой катастрофе. Да и можно ли в ныне переживаемых условиях отвлекаться и болеть за прошлое: оно – скорбные этапы на пути к той великой драме, которую мы переживаем теперь.

Больше всего запечатлелись в моей памяти лица героев. Они – и сановные принцы, и генералы, и простые солдаты – спокойно и уверенно смотрят с безмолвных стен музея и невольно вызывают волнующую память к их жертвам и страданиям во имя великого долга. И они не одиноки – эти герои – их часто посещают и любят.

За обедом в «Империале» английский военный агент Соммервиль во время беседы шутя заявил, что у него только дурные новости.

«Откуда?» – поинтересовался я.

«Да отовсюду – одно заявление Вильсона создает такую сложность в обстановке – это верный толчок в сторону большевизма».

Очень огорчило меня подтверждение о падении Уральска. Не помогла и героическая оборона стариков-уральцев. Во взаимной грызне их предоставили самим себе. Это уже третий крупный город, как отплата за потерю Перми.